Книга И девять ждут тебя карет, страница 44 – Мэри Стюарт

Когда наконец, освободившись, я смогла спокойно сесть у собственного камина, то почувствовала себя страшно усталой, у меня болели все кости. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Но в голове мелькали какие-то разрозненные впечатления, еще не сложившиеся в мысли, — туманные, непонятные мне самой, не дававшие мне отдохнуть. Было уже, наверное, очень поздно. Вдруг я услышала приближающийся шум машины. Нервы мои были так натянуты, что я бессознательно вскочила и, на цыпочках перебежав темную спальню, тихонько заглянула к Филиппу.

Он лежал в постели и спал. Я устало прошла назад в свою комнату, начала раздеваться и уже готова была лечь, как вдруг кто-то осторожно постучал в дверь.

— Кто там? — удивленно спросила я.

— Берта, мисс.

— А, Берта. Войдите.

Она держала в руках сверток. Как-то странно посмотрев на меня, Берта сказала:

— Это вам, мисс. Я подумала, что вы уже спите, но мне велели отнести его немедленно.

— Нет, я еще не сплю. Благодарю вас, Берта. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мисс.

Она ушла. Я села на кровать и раскрыла сверток, гадая, что там внутри. Несколько секунд я сидела, глядя на складки затканной серебром итальянской материи, сверкавшей на фоне темного покрывала. Потом увидела записку.

«По правде говоря, я нисколько не жалею, что поцеловал Вас, относительно всего остального выражаю свои сожаления. Я был расстроен по некоторым причинам, но это не может служить оправданием того, что я пытался выместить свое раздражение на Вас. Может быть, Вы сочтете достаточным извинением то, что я доставил Вам Ваш пакет. Пожалуйста, простите меня, хорошо?

P. S.Дорогая, не уподобляйтесь стыдливым сабинянкам и не принимайте случившееся так близко к сердцу; в конце концов, это был всего лишь поцелуй».

Мне так долго не удавалось уснуть этой ночью, что я многое бы отдала за несколько таблеток из шкафчика мадам де Вальми, даже если бы это были наркотики.

Любовь свою, сердечный жар

Открыла я ему...

Блейк. Из «Манускрипта Россетти». [16]

На следующее утро все казалось сном, Рауль покинул Вальми очень рано, на этот раз направляясь на юг, в Бельвинь. Я не видела, как он уехал, и не узнала, сказал ли что-нибудь Леон сыну о том, что случилось вчера вечером; конечно, никто из них даже не упомянул моего имени — я была в этом уверена. Наконец я набралась смелости и отправилась к моему хозяину в библиотеку, чтобы рассказать, как Филипп спасся второй раз. Леон де Вальми принял меня с приятной улыбкой, но его лицо омрачилось, когда он все выслушал, приняв хмурое и несколько рассеянное выражение, которое никак не могло быть связано с моими личными делами.

Он сидел за большим столом. Когда я окончила свой рассказ, Леон долго молчал, барабаня пальцами по лежавшим перед ним бумагам, веки были полуопущены. У меня было такое чувство, будто он позабыл, что я все еще здесь. Когда он заговорил, его слова прозвучали довольно странно:

— Опять.

— Что вы сказали? — удивленно переспросила я.

Он бросил на меня быстрый взгляд из-под черных бровей. Мне показалось, что его голос звучал устало.

— Второй раз за несколько дней, мисс Мартин, у нас появилась причина быть у вас в долгу по такому же неприятному поводу.

— А, понятно, — сказала я и неловко добавила: — Неважно. Каждый...

— Каждый поступил бы так же? — Его лицо на мгновение осветилось улыбкой, но глаза оставались мрачными. — Вы говорили то же и в прошлый раз, мисс Мартин, но я повторяю: нам очень повезло, что мы нашли такую... небольшая пауза, — такую предусмотрительную особу для ухода за Филиппом. Когда вы положили туда лестницу?

— Только вчера.

— Правда? Почему вы это сделали?

Я остановилась, тщательно выбирая выражения:

— Когда я проходила по балкону... ожидала машину... вспомнила, что перила немного расшатаны, и попробовала их раскачать. Они действительно чуть-чуть качались, но я была совершенно уверена, что они не упадут. Хотела предупредить вас, но, по правде говоря, не имела представления, что Филиппу может угрожать какая-нибудь опасность. Потом за мной пришла машина, и я... забыла об этом.

Я не стала объяснять, что это было во вторник и что машина, о которой шла речь, принадлежала Раулю.

— А вчера, перед тем как уехать в Тонон, я снова вышла на балкон, посмотреть, не идет ли дождь. Тогда я вспомнила о перилах, но очень спешила, так как могла опоздать на автобус, и решила, что временно положу что-нибудь поперек перил, чтобы никто не свалился вниз, а вернувшись, скажу вам. В кладовой я видела деревянную лестницу. Я побежала туда и вытащила ее на балкон. Она выглядела вполне надежной. Я... поклялась себе, что не забуду сказать вам, когда вернусь. Мне... мне очень жаль, — немного запинаясь, завершила я свои объяснения.

— Вам не о чем жалеть и не в чем оправдываться. Откуда вам было знать, что камень настолько раскрошился? Каменщик говорил мне об этом несколько дней назад, но я не думал, что ремонт понадобится делать так срочно. Я этого так не оставлю, можете быть уверены. А пока что мы должны быть благодарны тому, кто внушил вам мысль положить там лестницу, кто бы он ни был.

Я засмеялась, все еще немного встревоженная:

— Может быть, ангел-хранитель Филиппа.

— Возможно, — сухо заметил Леон. — Кажется, ему очень нужен ангел-хранитель.

— О таких говорят обычно: он, как магнит, притягивает к себе всевозможные несчастья, — заметила я.

— Очень подходит к данному случаю. — В бархатном голосе звучали совершенно не соответствующие обстоятельствам издевательские нотки. Я быстро взглянула на него. — Да? В чем дело, мисс Мартин?

— Да нет, ничего, — смущенно пролепетала я. — Просто вы... Вы воспринимаете все это так спокойно. Я думала, вы будете сердиться...

— Я действительно сержусь, — сказал он. — Очень сержусь.

Впервые во время нашей беседы я встретилась с ним глазами и с неприятным удивлением поняла, что он нисколько не шутит. Он снова холодно улыбнулся.

— Но, будучи трезвым и рациональным человеком, сдерживаю гнев, чтобы обрушить его на того, кто того заслуживает. Было бы несправедливо с моей стороны винить в чем-либо вас, мадемуазель. И я не хочу растрачивать гнев на пустые слова, потому что это... это не в моем характере.

Он резко повернул кресло, оказавшись ко мне боком, и уставился в окно, выходящее в сад. Я ждала, глядя на его худощавое красивое лицо с прекрасными глазами и подвижным ртом и размышляя о том, почему каждый раз, разговаривая с Леоном де Вальми, чувствую себя так, будто участвую в театральном представлении, где все реплики заранее намечены. Я знала, что последует дальше, и не ошиблась.