Книга Избранница Наполеона, страница 10 – Мишель Моран

— Он захочет дать вам новое имя, — говорит князь Меттерних. — Императрицу Жозефину тоже когда-то звали Мари Роз де Богарне. И еще он будет сам выбирать вам наряды, — продолжает князь. — Он очень разборчив насчет того, во что одеты его женщины.

— Да это просто смешно! — восклицает Адам Нейпперг, и мое влечение к нему становится непереносимым. Никогда мне больше не прижать его к себе, не прикоснуться к его лицу, не взъерошить ему волосы. — Какая разница, во что она одета?

— Может быть, и никакой! — с жаром отвечает Меттерних. — Но эти правила не я устанавливаю. Не нравится — говори с императором Франции!

— Но мыться-то мне самой хоть разрешается?

— Конечно. — Меттерних вздыхает, и я в первый раз читаю в его лице намек на сочувствие. — Ваше высочество, угодить этому человеку будет нелегко. Он упрям, ревнив и полон честолюбия. Но он также и мечтатель. Это уже кое-что.

Когда все расходятся, Адам остается ждать меня в холле перед Голубой гостиной.

— Ты можешь отказаться, — говорит он, прильнув к самому моему уху, и меня трогает его готовность биться за меня.

— Я не Елена Троянская, — отвечаю я. — Это корона моего отца. Австрийское королевство для него — все.

— Но ведь нет никаких причин сомневаться, что оно у него и останется!

— Да, если не считать Пресбургского и Шенбруннского договоров, — напоминаю я о двух предыдущих поражениях от «Александра Македонского наших дней».

— Положись на меня, Мария! — Он хочет взять меня за руку, и оттого, что он назвал меня по имени, кровь приливает к моим щекам. — Мы с твоим отцом за тобой приедем.

Но верить таким обещаниям я не должна. На следующей неделе мне исполняется девятнадцать, а все последующие дни рождения я с большой долей вероятности буду отмечать во Франции. Я сглатываю тугой комок в горле.

— Спасибо тебе, Адам.

— Это не пустое обещание, — клянется он. — Мы за тобой приедем! — Он сжимает мою руку. — Считай это клятвой.

«Полина Бонапарт была красива до невозможности… Любила она лишь себя одну, и ее главным занятием в жизни было наслаждение».

Князь Меттерних, австрийский политический деятель

Дворец Тюильри, Париж

Я наклоняюсь к зеркалу и с удовлетворением отмечаю, что по лицу не видно, как мне больно. С самого рассвета меня мучают желудочные колики, и хотя доктора твердят, что виной всему «избыточная ночная страсть», я знаю, что это не так. Дело куда серьезнее. Однако, невзирая на болезнь, сегодня вечером я должна блистать.

Я укладываю волосы вокруг лица и пробую представить, как буду смотреться в короне Жозефины, когда брат признает, что теперь королевой должна стать я. Вид короны, конечно, придется изменить. А еще можно использовать египетскую корону, которую он мне подарил. Ни за что не надену то, в чем ходила она, хоть бриллианты и сапфиры мне всегда были к лицу.

— Что скажешь? — поворачиваюсь я к Полю и протягиваю ему два платья — одно небесно-голубое, другое — вишневое.

— Голубое, — решает он. — Это ведь не бал.

Я отбрасываю голубое платье и надеваю темно-красное, оно наряднее.

— Между прочим, ты ошибаешься. Танцы сегодня будут! Он разослал приглашения.

Мой камергер считает Жозефину богиней, шагающей по воде. «Милая Жозефина, очаровательная Жозефина»… Куда уж милей! В первую же неделю после свадьбы наставила брату рога и переспала с этим лейтенантишкой, Ипполитом Шарлем. Очаровательная! Наделала долгов и годами ему лгала. Испортила мои отношения с Фрероном… А он еще продолжает ее жалеть!

— Который час?

Поль смотрит, как я натягиваю перчатки. Мама научила меня, как правильно это делать, когда мне было восемь лет. «Перво-наперво, — говорила она, — надо вытянуть руку вперед. — И дальше мама показывала, как медленно, очень медленно надевать и снимать перчатки. — А потом, если на тебя не обращены все мужские взоры, значит, ты сделала это неправильно».

Поль отрывается от книги — это «Государь» Макиавелли, мой первый ему подарок, — и идет посмотреть на часы в гостиной.

— Без двадцати восемь, — кричит он оттуда.

Боже мой, все произойдет уже через двадцать минут. Сердце в груди бьется так часто, что я вижу, как подымается и опадает легкая ткань моего платья. И тут спазм в желудке заставляет меня почти что согнуться пополам. Я опускаюсь на кушетку и обвожу взором спальню. Мой брат воспроизвел в ее интерьере дворец в Фивах, от колонн из позолоченной бронзы до статуй богини Исиды. Мы с ним на одной волне. И сегодня, когда он станет свободен от своей старой калоши, я уговорю его вернуться в Египет.

Когда часы бьют восемь, Поль подает мне руку, и мы проходим через весь дворец в тронный зал брата. Помещения дворца полны знати, спешащей занять лучшие места в зале — они напоминают стремительный поток из сияющих бриллиантов и страусиных перьев. Прибыли почти тысяча придворных, включая Евгения Богарне и его сестру Гортензию. Вид у обоих очень жалкий.

Дети Жозефины сегодня здесь по настоянию моего брата. Много лет назад он сделал Евгения неаполитанским князем [3] , а Гортензию — королевой Голландии. Не думаю, что он теперь станет отбирать у них эти титулы, так что могли бы хоть для приличия изобразить признательность.

— Ваше высочество, — кланяется мне посол России, а я узнаю рядом с ним губернатора Парижа, Иоахима Мюрата. Пока мы поднимаемся по мраморной лестнице, Поль шепчет мне на ухо:

— Взгляните на свою сестру Каролину.

Я следую его взгляду и нахожу глазами младшую сестрицу. Она оживленно беседует с незнакомым мне мужчиной, с которым вместе поднимается по лестнице.

— Кто он?

— Австрийский посол, — отвечает Поль.

— И почему она с ним?

Но ответить он не успевает. Мы уже вошли в тронный зал с красными бархатными портьерами и изысканными золочеными панелями на стенах. Когда-то это была спальня короля Людовика Шестнадцатого, но брат превратил ее в свой тронный зал. После варварства революционного времени в Тюильри не осталось ни одной ценной вещи. Все либо было разграблено, либо распродано, и все помещения дворца стали похожи одно на другое. Интересно, задумываюсь я, многие ли придворные отдают себе отчет, в каком запустении находились эти залы, когда в них въехали мои родственники. И не кто иной, как мой брат, снова превратил во дворец эти руины — именно он вернул былую славу величайшим сокровищам этой страны. Я делаю шаг вперед и, оказавшись одна в дверях зала, киваю церемониймейстеру.

— Ее королевское высочество княгиня Боргезе, — торжественно объявляет он.