Онлайн книга «Черный Янгар»
|
Перестав быть живой, она не умерла. И вертелась, выскальзывала из змеиных объятий, впивалась в плоть, но слабела. Сильнее сжимались кольца Великого Полоза, давили, крушили, стирали в пыль. И стерли. Но сквозь туман ярости он вдруг услышал, как рвется нить жизни. Две нити. И закричал, пытаясь остановить. Распались кольца змеиного тела. И уже он, Янгхаар Каапо, упал на песок, с пеплом смешанный. – Аану! Она лежала, обняв себя руками, и разметались рыжие волосы, а медвежья шкура сползла. Красная кровь мешалась с черной. И спекшийся, грязный песок не желал впитывать ее. – Аану… – Янгар присел рядом и попытался разжать ее сведенные судорогой руки. Человеческие. Теплые еще. И сердце, зажатое в правой, он вынул осторожно. – Открой глаза, Аану. Зеленые, как листвяник. – Открой, пожалуйста. Лето скоро. Помнишь, ты подарила мне лето на веревочке. А без тебя оно не вернется. – Янгар содрал рубашку и вытер ее пальцы и алую ленточку, что из губ вытекала, убрал. – Посмотри на меня. Ты же обещала, ждать меня обещала. Я бы вернулся. И построил дом. Настоящий дом, Аану, и ты была бы в нем хозяйкой. Мне не нужно другой. Ее ладошка была такой теплой, и Янгар губами пытался поймать нить пульса. Вот только сердце Аану молчало. – Она умерла. – Олли присел рядом. Грязный. Страшный. И слипшиеся волосы торчали дыбом. – Нет. Янгару уже говорили такое. Солгали. Аану жива. Она просто ушла далеко, но обязательно вернется. И Олли, который хотел сказать что-то, лишь головой покачал. – Они обе… Пепел рваных крыльев сыпался с неба на песок, на мертвецов, на Пиркко-птичку, которая вернула себе человеческое обличье. И, склонившись над ней, Олли закрыл мертвые глаза Пиркко, темными ее волосами попытался укрыть рваную рану на груди. Поднял сердце, валявшееся на песке, и вложил в руку. – Пусть боги решают, как с ней быть. Тихо стало. Янгар видел солнце, которое прилипло к небосводу. Желтое, налитое, оно щедро отдаривалось теплом и светом, но он все равно замерзал. И небо, к которому вернулась исконная синева, утратило вдруг яркость. Он смотрел на песок. И на мертвецов, которых было много. На белую громадину опустевшего дворца и кёнига Вилхо, что, усмехаясь, наблюдал за представлением с балкона. Мухи, привлеченные запахом мертвечины, садились на золотую краску. – Держи! – Олли, исчезнувший было, вновь появился. В одной руке он держал корону из переплетенных рогов, в другой – камень знакомой четырехугольной формы. – Это твое. Обронил. Протянул камень. А корону на голову Янгару надел. Впору пришлась, вот только оказалась тяжелой, неудобной. И Янгар, содрав золотой венец, со злостью отшвырнул его. – Зря бросаешься, – миролюбиво заметил Олли. – Оглянись. На что глядеть? На решетку? На мертвецов? На это Янгар в своей жизни уже нагляделся вдосталь. – Род Таго – трое, остался, кажется, Кейхо, которому десятый год пошел. – Олли остановился возле покойника в роскошных бархатных одеждах, сейчас побуревших. Мужчина лежал на спине, вывернув голову, которая держалась на лоскуте кожи. – А там дальше Куний род… и Волки лежат… Росомахи… Он переходил от мертвеца к мертвецу. Янгар понимал, что ему хотят сказать: некому власть делить. Полегли на арене Золотые рода, кровью за некогда пролитую кровь заплатили. Месть это? Нет. Вышло так. – Я просто пытался выжить. – Янгар гладил рыжие волосы жены, губы ее бледные, щеки, глаза. Все еще надеялся, что дрогнут ресницы. – Я просто пытался выжить. Ради чего? Кейсо ушел. И она, легконогая медведица, за ним. Никого не осталось. Корона? – Себе оставь. – Янгар сжал в руке чешуйку, выдранную сумеречными когтями. А Олли поднял корону, отряхнул кое-как от пыли и пепла и примерил. Поднял было руку, снять желая, но оставил. Пускай. Из него выйдет кёниг. И люди куда охотней примут сына Тридуба, нежели Янгхаара Каапо. Он так и остался чужаком для всех, кроме той, которая лежала на его коленях. – Ты обещала. – Он прижался щекой к ее щеке, что еще сохранила призрак тепла, дразня ложною надеждой. – Ты обещала дождаться меня… Дрогнуло в изломанной груди сердце, и тень боли скользнула по побелевшему лицу. Сжались губы, сдерживая стон. Его маленькая медведица вернулась. – Воды! – рявкнул Янгар. – Принеси воды, вина… Чего-нибудь! Она дышала, быстро и часто, хватая воздух губами. И в уголках их пузырилась кровь. Она же, красная, человеческая, хлынула из носа, из ушей, отсчитывая отведенные Аану мгновения жизни. Нет, Янгар ее не отпустит. И, сдавив каменную чешуйку в кулаке, он приказал ей стать пылью. А горсть ее высыпал в чашу, которую подал Олли. Откуда взял? Взял, и ладно. Красное вино сделалось густым, вязким. Получится ли? Только бы получилось. Раздвинуть губы. И меж зубами, стиснутыми от боли, сунуть острие ножа. Всего-то глоток надо… и еще один… Уговорами, силой, но заставить выпить до дна, до последней черной капли, которая долго держалась на краю кубка, не желая падать. – Пожалуйста, Аану! – Янгар держал ее голову и слышал боль. Лекарство было горьким. И когда она забылась глубоким тяжелым сном, поднял на руки. – Она… – Олли все время держался рядом. Босый. Полуголый. Грязный. Кёниг Олли. – Она вернется, – ответил Янгар, вглядываясь в бледное лицо жены. – Она кое-что мне обещала. Я спала. И этот сон был полон солнечного света. Я спала и жмурилась, глядя на желтый круг, зависший над горизонтом. Он отражался в речушке. От воды тянуло прохладой, и больше всего мне хотелось раздеться и нырнуть в сине-зеленый омут. Поговаривали, что на дне его обитает старый сом, столь огромный, что способен утянуть человека. Раз в год мужики собирались сома ловить, кидали сети, приманивали курами, но сом был хитер. Меня он не тронет. Я знаю. Сижу на берегу, держу гибкое удилище, краем глаза слежу за поплавком и любуюсь своим в воде отражением. Платок съехал, волосы растрепались, и на них, рыжих, слетаются стрекозы. – Не клюет? – Я не слышала, как он подошел, хотела обернуться, но не смогла, будто сама река держала мой взгляд. – Не клюет, – согласилась я. |