Книга Тайна Дамы в сером, страница 68 – Ольга Строгова

Развлечения, впрочем, происходили по большей части летом, а сейчас, в конце марта, в «Комарове» все было тихо, прилично и благопристойно.

К тому же коттеджи находились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы у их обитателей сохранялась иллюзия лесного уединения.

Аделаида, разумеется, слышала о «Комарове» и даже как-то листала глянцевые рекламные проспекты (воскресный отдых на природе всего за две трети ее месячного жалованья), но никогда еще здесь не была и потому с искренним интересом разглядывала и КПП, замаскированный под сказочную лесную избушку, и массивные дубовые ворота, распахнувшиеся сами собой, и чисто выметенные дорожки, обсаженные идеально подстриженным кустарником, и цветные крыши со спутниковыми антеннами, время от времени мелькавшие среди темных сосен.

Карл привез ее в дальний конец поселка, где на высоком, обрывистом участке берега стоял выстроенный из смолистого янтарного дерева дом. Аделаида вышла из машины, потянулась и вдохнула ядреную смесь из озерной свежести, сосновых иголок и принесенного откуда-то дыма костра.

– Чей это дом? – спросила она Карла, который возился с багажником.

– На ближайшие три дня – наш.

Он достал из багажника свой большой чемодан на колесиках, ее сумку, еще какие-то коробки, сгрузил все это на крыльцо и подошел к ней.

– Вот, – он протянул Аделаиде длинный серебристый, сработанный под старину ключ, – не дворец, конечно, но, надеюсь, тебе понравится.

О да, ей понравилось – и могло ли быть иначе, когда он вел ее за руку, открывая все новые и новые двери, из обшитой дубом гостиной с оленьими рогами над камином, мимо сверкающей хромом и никелем кухни, где виднелись приспособления, известные Аделаиде лишь теоретически, наверх, в кабинет, где все было из кожи – кресла, диван, корешки книг на солидных дубовых полках и даже портьеры, – и, наконец, в устланную белым мехом спальню.

Сон, приснившийся Аделаиде после короткого, блаженно-острого выключения сознания, был тревожен. Ей привиделось, что ничего произошедшего с нею (и вообще в школе) за последнюю неделю на самом деле не было; что, придя на работу в прошлый четверг, она застала в приемной представительную седую даму в фиолетовом костюме, которая и отрекомендовалась ей как профессор Клара Роджерс.

От тоски и безнадежности (сон казался до ужаса реальным) у Аделаиды задрожали губы; пробормотав невнятные извинения, она укрылась в своем кабинете. Слушая из-за стены монотонные, нестерпимо-привычные школьные звуки, визгливый голос Манечки, бранившейся с кем-то по телефону, жужжание собравшихся завучей и сухой клекот приезжей дамы, Аделаида не выдержала и разрыдалась у окна, прижавшись лицом к пыльной занавеске.

Что-то ударилось снаружи в оконное стекло. Аделаида разлепила мокрые ресницы и, отодвинув занавеску, осторожно выглянула. Там, прямо под окном, на мокром и грязном, под зарядившим навсегда дождем, асфальте стоял мотоциклист в сером блестящем комбинезоне и шлеме, полностью скрывавшем лицо.

Аделаида, затаив дыхание, не смея поверить, смотрела, как мотоциклист нагнулся, поднял то ли камешек, то ли осколок стекла и снова запустил им в ее окно.

Аделаида припала к стеклу. Мотоциклист, увидев ее, снял шлем и махнул ей рукой.

Аделаида ухватилась за оконную ручку и, спеша, с силой надавила на нее. Ручка не шевелилась. Аделаида попробовала еще раз и только тогда заметила, что ручка намертво закреплена в раме.

Аделаида, закусив губу, оглянулась.

Схватила стоявший рядом стул и, размахнувшись, недолго думая, ударила им по стеклу. Зажмурилась, ожидая водопада осколков, но не тут-то было – стекло выстояло.

Зато за дверью послышались встревоженные голоса; подчиненные начали стучать и громко звать ее по имени; в дверном замке тяжело заворочался ключ.

Аделаида подбежала к двери и заперла ее на задвижку.

Потом схватила со стола тяжелую декоративную мраморную чернильницу и тоже швырнула ее в окно. Стекло тяжело, обиженно загудело и – став упругим, как резина, отразило чернильницу назад. Аделаиде едва удалось увернуться, и чернильница, пролетев через весь кабинет, разгромила достаточно редкий экземпляр Ficus benghalensis.

Аделаида, опустившись на пол и обхватив голову руками, в тупом ужасе смотрела, как дрожит и прыгает в скобе металлическая полоска задвижки. Выхода – нет, шепнул изнутри чей-то голос, чрезвычайно похожий на голос завхоза, тебе придется остаться здесь. С нами, прошептал другой голос, голос ее мужа, со мной.

– Почему?– возопила Аделаида. – Почему я должна оставаться с вами? Что вам всем от меня надо?

– Потому, –покровительственно отозвались голоса, – что это – реальность. А все остальное – бред, выдумки, фантазии стареющей женщины. Ты вспомни, сколько тебе лет… климакс на носу, а туда же… Да кому ты нужна, кроме нас?

И тут Аделаида почувствовала, что внутри ее, вытесняя и страх, и стыд от услышанного, и противное до тошноты чувство собственного бессилия, зародился и начал стремительно расти гнев.

Она поднялась на ноги.

Подошла к окну.

Хочешь еще раз попробовать?

Аделаида, усмехнувшись, покачала головой.

А зачем мне прыгать в окно, если есть дверь?

Она повернулась и подошла к двери.

Гнев. Сила. Молодость. Свежесть чувств и ясность мысли.

Любовь, ждущая внизу на мотоцикле.

И идите вы все… с этой вашей реальностью!

Сейчас я открою дверь, пройду сквозь приемную в коридор, спущусь по лестнице на первый этаж и выйду на улицу.

Ты этого не сделаешь!!!

Да? И кто же мне сможет помешать?

Аделаида откинула дергающуюся задвижку.

Но рассмотреть ждущих за дверью она не успела, потому что проснулась – с чувством одержанной победы, но в то же время и невыразимого облегчения оттого, что это был только сон и ей не пришлось вступать в бой на самом деле.

Белая, в мягких голубоватых тенях от задернутых занавесок, комната была реальна. Реальна была тишина, особая, глубокая тишина леса, где в темных провалах под соснами все еще держится зима; и в этой тишине реально было тихое, ровное, почти беззвучное дыхание человека, спящего рядом с нею.

Аделаида осторожно, чтобы не разбудить, коснулась губами его плеча.

Как ни легко было это прикосновение, он, по-видимому, почувствовал его, потому что пробормотал что-то во сне и повернулся на бок. У Аделаиды расширились глаза: она увидела большое, расплывшееся по смуглой коже темно-лиловое пятно. Тут же и припомнилось ей, как исказилось от боли его лицо в самом начале поединка, и она ужаснулась – у него, должно быть, трещина. Или даже перелом. Судя по цвету пятна и окаймлявшей его темной, почти черной, полосе, получил он его вчера, а может, и раньше… а физрук сегодня добавил. А она – она ничего не заметила, ни утром, ни час назад!