Онлайн книга «Леденцовые туфельки»
|
— А в платье я ходить не люблю! — заявила Анук. Даже не глядя на Тьерри, я чувствовала его неодобрение. В мире Тьерри девочки обязаны носить платья — между прочим, за последние полгода он сам купил несколько штук и для Анук, и для Розетт в надежде, что я пойму намек. Тьерри наблюдал за мной, поджав губы. — Знаешь, я, в общем, и есть-то не хочу, — сказала я. — Может, нам лучше просто пойти погулять, а потом по пути что-нибудь перехватить в кафе? Пойдем в парк Тюрлюр или… — Но я же столик заказал! — возмутился Тьерри. Я не выдержала и расхохоталась, такое у него было выражение лица. В мире Тьерри все должно делаться по плану. Для всего существуют свои правила, свои графики, и все их нужно выполнять, и следовать всегда нужно только в заданном направлении. Заказанный в дорогом ресторане столик, да еще во время ланча? Нет, такой заказ никак нельзя аннулировать! Хотя мы оба прекрасно знали, что лучше всего он чувствует себя в таких местах, как «Крошка зяблик», он выбрал сегодня «Розовый дом», а потому Анук непременно должна надеть платье. Таков уж он: твердый, как скала, предсказуемый, никогда не теряющий самообладания — но порой мне очень хочется, чтобы он перестал быть таким несгибаемым и сумел отыскать в своей душе хоть капельку спонтанности… — Ты так свое кольцо и не носишь, — заметил он. Я инстинктивно опустила глаза и попыталась оправдаться: — Это из-за шоколада. Он ко всему прилипает. — Ох уж этот твой шоколад! — вздохнул Тьерри. Это явно был не самый удачный из наших выходов в свет. Возможно, из-за слишком мрачной погоды, или толчеи на улицах, или полного отсутствия аппетита у Анук, или упорного нежелания Розетт пользоваться ложкой. Тьерри все больше поджимал губы, глядя, как Розетт пальцами выкладывает у себя на тарелке спираль из зеленого горошка. — Как ты себя ведешь, Розетт! — наконец не выдержал он. Розетт сделала вид, что не слышит и совершенно поглощена своим занятием. — Розетт! — резко окликнул он ее. Но она по-прежнему не обращала на него внимания, хотя его окрик услышали все, а женщина за соседним столиком даже обернулась. — Ничего страшного, Тьерри, — попыталась вмешаться я. — Ты же знаешь, какая она. Оставь ее в покое, и вскоре… Но Тьерри прервал меня отчаянным стоном: — Господи, да ты только посмотри, на кого она похожа! А ведь ей уже почти четыре года! — Он повернулся ко мне, глаза его горели странным огнем. — Нет, Янна, так не годится. Это ненормально. И тебе придется повернуться к данной проблеме лицом. Девочке необходима помощь. И я бы хотел… Нет, ты только посмотри на нее!.. Он гневно воззрился на Розетт, которая теперь преспокойно, с сосредоточенным видом ела горошинки, беря их по одной пальцами. Тьерри ловко перехватил ее руку, и она изумленно вскинула на него глаза. — Вот, Розетт. Возьми-ка ложку. Держи, держи ее как следует!.. Он силой сунул ей в руку ложку. Она тут же ее выронила. Он поднял ее и снова сунул ей. — Тьерри… — Нет, Янна, ей придется этому научиться. Когда он в очередной раз попытался всучить Розетт ложку, девочка с упрямым видом стиснула пальчики в крошечный кулачок. — Послушай, Тьерри, — меня начинало это раздражать, — позволь мне решать, что Розетт… — Ой! — Он вдруг перестал совать Розетт ложку и быстро отдернул руку. — Она меня укусила! Дрянь! Она укусила меня! Мне показалось, что краем глаза я заметила промелькнувшее золотистое сияние, глаз-бусинку, загнутый крючком хвост… А Розетт с помощью пальцев сделала кому-то знак: подойди сюда. — Розетт, пожалуйста, не надо… — Бам, — сказала Розетт. Ох, нет. Только не сейчас… Я встала, намереваясь уйти. — Анук, Розетт… Я взглянула на Тьерри. На запястье у него краснел крошечный след укуса. Мою душу охватила паника. Одно дело, когда подобная Случайность происходит у нас в магазине, но совсем другое — здесь, где столько народу… — Извини, пожалуйста, — сказала я Тьерри. — Но нам пора. — Но вы же так ничего и не съели! — обиделся он. Я понимала: в его душе борются гнев, возмущение и всепоглощающее желание во что бы то ни стало удержать нас, доказать самому себе, что он поступил правильно, что эту ситуацию можно легко переломить, что все еще может пойти в соответствии с задуманным планом. — Я не могу больше задерживаться, — сказала я и подхватила Розетт на руки. — Извини… но мне просто необходимо немедленно отсюда выйти… — Янна… Тьерри схватил меня за руку, и мой гнев, вызванный тем, что он осмелился вмешаться в мои отношения с детьми, в мою жизнь, вдруг угас, стоило мне увидеть выражение его глаз. — Я хотел, чтобы все было как следует, — сказал он. — Все в порядке, — успокоила я его. — Ты ни в чем не виноват. Он заплатил по счету и пешком проводил нас до дома. В четыре часа дня на улице было уже темно, и свет фонарей отражался от мокрой мостовой. Мы почти не разговаривали, Анук держала Розетт за руку, и они старательно обходили каждую трещину. Тьерри молчал с каменным лицом, засунув руки глубоко в карманы. — Прошу тебя, Тьерри, не будь таким! Розетт сегодня днем не спала, и тебе прекрасно известно, что она в таких случаях всегда перевозбуждается. На самом деле сильно сомневаюсь, что он вообще хоть что-нибудь в этом понимает. Его сыну сейчас, должно быть, уже больше двадцати, так что сам он наверняка позабыл, что маленький ребенок в семье — это и вечное раздражение, и слезы, и крики, и суматоха. Впрочем, у них в семье, возможно, всем этим занималась Сара, а Тьерри играл роль великодушного отца: игра в футбол, прогулки в парке, сражения на подушках, всевозможные развлечения. — Ты просто забыл, как это бывает, — сказала я. — Мне иногда действительно трудно с нею справиться. А ты вмешиваешься и делаешь только хуже… Он вдруг повернулся ко мне, лицо его было бледным от напряжения. — Напрасно ты думаешь, что я все позабыл. Когда родился Алан… Он вдруг умолк, и я видела, что он тщетно пытается совладать с собой. Я положила руку ему на плечо. — Что ты? Он покачал головой и сдавленным голосом пробормотал: — Потом. Когда-нибудь потом я расскажу тебе об этом. Мы вышли на площадь Фальшивомонетчиков, и я минутку постояла на пороге магазина под свежевыкрашенной вывеской, чуть поскрипывавшей на ветру, глубоко вдыхая сырой, промозглый воздух. — Ты прости меня, Тьерри, — сказала я. |