
Онлайн книга «Леденцовые туфельки»
— Вообще-то мы с Жаном-Лу поссорились. Глупо, конечно, но я разревелась. К Ру это вообще никакого отношения не имело, да я и не собиралась говорить ему об этом, но теперь уже… — Из-за чего? — спросил он. — Да так, из-за ерунды. Просто поссорились. Ру улыбнулся мне такой улыбкой, какую можно увидеть порой на лицах церковных статуй. Нет, сам-то он на ангела, разумеется, ничуть не похож, и все же… Понимаете, у него была такая спокойная, терпеливая улыбка, которая словно говорила мне: «Если нужно, я могу хоть весь день ждать, так что не спеши». — Он отказывается приходить к нам в chocolaterie, — хлюпая носом, сердито сказала я; больше всего я злилась на себя: зря я сказала об этом Ру! — Говорит, что чувствует себя там не в своей тарелке. На самом деле он не только это сказал. Но все остальные его заявления — это такая чушь и полная несправедливость, что мне уж совсем не хотелось их повторять. Нет, Жан-Лу мне действительно очень нравится. Но ведь Зози — мой лучший друг, если, конечно, не считать Ру и мамы, и меня задело то, что Жан-Лу так плохо к ней относится. — Ему не нравится Зози? — вдруг спросил Ру. Я пожала плечами. Помолчала, потом с возмущением воскликнула: — Он же ее совсем не знает! А все потому, что однажды она на него накричала. Хотя обычно она ни на кого не кричит и почти никогда не сердится. Просто она терпеть не может, когда ее фотографируют. Но дело было не только в этом. Жан-Лу показал мне сегодня дюжины две снимков, сделанных у нас в chocolaterie; он их только что распечатал. На этих фотографиях был наш святочный домик, мама, я, Розетт и Зози; но все четыре фотографии Зози были сделаны под каким-то странным углом; казалось, Жан-Лу хотел тайком подкрасться к ней, застать ее врасплох… — Это нечестно, — сказала я ему. — Она же просила тебя не снимать ее. Но на лице Жана-Лу было написано невиданное упрямство. — Нет, ты все-таки посмотри внимательно. Я посмотрела. Просто ужас! Изображение расплывчатое, и на всех снимках она ни чуточки на себя не похожа — вместо лица какой-то бледный овал, рот перекошен, перекручен, губы точно колючая проволока… И на всех снимках один и тот же дефект: вокруг ее головы какое-то темное расплывчатое пятно, по границе которого отчетливо виден странный желтый круг… — Ты что, один кадр нечаянно на другой наложил? — спросила я. Он покачал головой. — Нет. Просто они именно так себя и обнаруживают. — А может, свет так падал или что-то такое… — Возможно, — сказал он. — Или «что-то такое». Я посмотрела на него. — Ты что хочешь этим сказать? — Ты же сама знаешь. Светящиеся призраки, колдовские огни… Ну и дела! Светящиеся призраки! Наверное, Жану-Лу слишком сильно хотелось их увидеть, вот он и сел в лужу. Уж Зози-то, по-моему, к таким вещам вообще никакого отношения не имеет. Разве можно так ошибаться?! Ру по-прежнему смотрел на меня с тем же выражением вечного терпения — лицо у него было в точности как у церковных изваяний. — Расскажи мне немного о Зози, — попросил он. — Похоже, вы с ней дружите. И я рассказала ему о похоронах, и о леденцовых туфельках, и о Хэллоуине, и о том, как внезапно Зози вошла в нашу жизнь и, словно волшебница из сказки, все сразу изменила к лучшему, и дела у нас пошли просто замечательно… — Но мама твоя выглядит усталой. А я подумала: «Кто бы говорил об усталости!» У него-то вид был совершенно изможденный, лицо совсем побледнело, волосы явно давно не мытые. Похоже, он и недоедает к тому же; надо было, наверное, прихватить с собой что-нибудь из еды. — Но сейчас время такое — перед Рождеством всегда хлопот очень много. И потом… «Помолчи хоть минуту!» — сердито велела я себе. — А ты что, шпионил за нами? — усмехнулась я. Ру пожал плечами. — Так, мимо проходил. — А что тебе там понадобилось? Он снова пожал плечами. — Можешь назвать это любопытством. — Так ты поэтому в Париже задержался? Из любопытства? — Да. А еще мне показалось, что твоя мать попала в беду. Я так и подскочила. — Но это правда! — воскликнула я. — Нам всем грозит беда. И я снова принялась рассказывать ему о Тьерри, о его намерениях, о том, что теперь у нас в семье все не так, как прежде, и о том, как я скучаю по старым добрым временам, когда все было легко и просто… Ру улыбнулся. — Вот уж просто никогда не было! — Зато мы, по крайней мере, знали, кто мы такие, — заявила я сердито. Ру в ответ только молча пожал плечами. Я сунула руку в карман. Там со вчерашнего вечера так и лежала его деревянная куколка Три рыжих волоска, сказанный шепотом на ушко секрет, спираль — символ Эекатля, Ветра Перемен, — нарисованная фломастером над сердцем… Я сжала куколку в руке как можно крепче, словно это могло заставить его остаться. Ру вздрогнул, как от озноба, и плотнее запахнул свое пальто. — Значит… ты, в общем, пока не уезжаешь? — спросила я. — Да нет, я собирался, и, наверное, мне так и следовало поступить. Но меня что-то по-прежнему беспокоит, Анук. Вот у тебя бывает такое ощущение, словно вокруг тебя что-то происходит, словно тебя используют, причем без твоего ведома, манипулируют тобой, как куклой, но если узнать, зачем и как это делается… Он вопросительно посмотрел на меня, и я с облегчением увидела, что в цветах его ауры нет ни малейшего признака гнева — только свидетельствующие о глубоких раздумьях голубые и синие оттенки. А он все продолжал говорить тихим голосом, и я вдруг подумала, что столько слов от него слышу впервые, ведь Ру — человек вообще неразговорчивый. — Я вчера просто очень разозлился. Ужасно разозлился — ведь Вианн скрыла от меня такую важную вещь! — и уже не мог ни как следует слушать тебя… ни как следует соображать… Зато потом я хорошенько подумал. И все удивлялся: как это Вианн Роше, которую я так хорошо знал, могла стать совершенно другим человеком. Сперва мне казалось, что это просто влияние Тьерри, — но с такими, как он, я хорошо знаком. И, зная Вианн, я понимаю, что ему ее голыми руками не взять. Она крепкий орешек. И ни в коем случае не позволит такому типу, как Ле Трессе, ею командовать, распоряжаться ее жизнью — слишком много она уже пережила… — Ру помолчал, качая головой. — Нет, если Вианн и попала в беду, то причина не в Тьерри. — А в ком же? — удивилась я. Он посмотрел на меня. — В твоей подруге Зози есть что-то такое… чему я даже и определения пока подобрать не могу. Но я каждый раз чувствую это, когда она рядом. Что-то есть в ее поведении чересчур идеальное. И что-то неправильное. Что-то почти… опасное. |