Книга Хроники ведьм. Песнь колдуньи, страница 22 – Мирей Кальмель

— Отпустите меня! — приказала она. — Или, клянусь господом, я живьем сдеру с вас кожу!

Он повиновался, но не из страха, а потому что вес девушки, пусть и незначительный, пришелся на тот бок, где была рана. Филиппина выпрямилась, в комнату уже входила привлеченная ее криком сестра Альбранта.

— Лоран де Бомон, — начала она, грозя пальцем, — ведите себя пристойно в стенах этой обители, или я вышвырну вас за ворота, и пусть стервятники поживятся вашими останками!

— Я думал, что передо мной все еще упоительное видение из сна, сестра, — извинился юноша с ангельской улыбкой на устах, которая, однако, никого не ввела в заблуждение.

— Ах вот как? Забудьте о нем. И быстро! — приказала ему Альбранта и, развернувшись, вышла из комнаты.

Он подождал, пока она закроет за собой дверь, и обратился к Филиппине:

— Вы мне не поможете?

Девушка придвинула к кровати табурет, села и скрестила руки на груди.

— Вы, Похоже, совсем здоровы, вот и поднимайтесь сами, — сердито отозвалась она.

Он попытался опереться о подушку, вздохнул, как вздыхают незаслуженно наказанные дети, скривился, словно бы от невыносимой боли, и даже застонал, пытаясь ее разжалобить. Напрасно — Филиппина не шевельнулась.

Обманувшись в своих надеждах, он устроился в положении полусидя и нежно посмотрел на нее. Его ангельский взгляд контрастировал с небритыми щеками и пропитанными потом волосами.

— Мои манеры солдафона — результат моей слабости, — начал он.

— Вашей слабости? Вы ведете себя как свинья, мессир, и говорите о слабости, когда я ожидаю извинений! — отчитала его Филиппина, которой была отвратительна мысль, что с ней обошлись, как со служанкой.

Лоран де Бомон виновато опустил голову. На мгновение перед его мысленным взором появилась та Филиппина, с которой он шутил, когда приходил навестить тетю. Веселая, остроумная, полная надежд, ожидающая счастья и готовая, как, быть может, ни одна другая девушка ее возраста, да еще в таком месте, с головой окунуться в тайны любви. Девушка, к которой он испытывал уважение даже когда она кокетливыми речами под сенью фруктового сада столкнула его с соперником. Он осознал, что подобный поступок с ее стороны не только не излечил его от любовного томления, но, наоборот, сделал ее еще более желанной — так ядовитый цветок зачаровывает своей красотой, и его срывают даже ценой собственной жизни… Вспомнив, какой она была, oн так сильно возжелал ее снова, что почти отказывался верить реальности девушка как-то поблекла. Однако это была правда: Филиппина де Сассенаж изменилась. Теперь она больше походила на монашку, чем на дерзкую девчонку, которой он так пламенно желал обладать.

— Простите меня! — взмолился он. — Вы правы, мне нет оправданий.

— Я вас прощаю, если вы поклянетесь больше никогда так не делать. Ни сейчас, ни в будущем.

— Без вашего позволения — никогда! — согласился он. — Я люблю вас, Фи… Елена, я люблю вас больше жизни. Станьте моей супругой, и я обещаю, что буду любить вас так нежно, как никто другой не сможет.

Филиппика вздохнула. Она была рада, что он сам затронул эту тему, потому что не знала, как об этом заговорить.

— Мне жаль, мессир, но это невозможно.

Лоран де Бомон нахмурился:

— Вы сомневаетесь в силе моей любви?

— Разумеется нет, ведь она чуть не свела вас в могилу. И это моя вина, я знаю. Неосмотрительность и грех гордыни руководили мной, и мне нравилось видеть, что вы ревнуете…

— У нас с Филибером де Монтуазоном были другие поводы для ссоры, прежде чем мы стали соперниками в любви, — прервал ее Лоран де Бомон. — Мне он не нравится. Он слишком самонадеян для госпитальера, и, по моему мнению, не достаточно рьяно выполняет данный Господу обет. Дважды, когда я был при дофине, он задевал меня и выставлял на всеобщее посмешище. Если бы не присутствие принца, я бы потребовал у него сатисфакции. Не огорчайтесь, прекрасная дева, рано или поздно мы бы все равно столкнулись, и, да простит меня Господь, я бы предпочел увидеть его мертвым, а не выздоровевшим, и меня радует мысль, что это еще может случиться.

Его речи вовсе не успокоили Филиппииу. Последняя же фраза повергла ее в ужас.

— Не говорите так! Особенно в этом месте…

— Мою душу тяготит другое, моя Елена, — о вас одной я думаю день и ночь. И эта любовь подпитывает мою ненависть к де Монтуазону, потому что при одной мысли, что он снова начнет ухаживать за вами, захочет обладать вами, я теряю рассудок.

Испуганная Филиппина вскочила на ноги. — Поклянитесь, Лоран, что вы не станете ему вредить!

— Неужели вы считаете меня настолько подлым? Думаете, я могу прикончить его во сне? — возмутился Лоран де Бомон и, оторвавшись от подушки, попытался еще чуть-чуть приподняться, несмотря на страшную боль в ребрах.

— Нет, конечно, — смягчилась Филиппина. — Лягте, прошу вас. Вы очень бледны, и я не хочу еще раз стать причиной вашего нездоровья.

Он подчинился, скорее потому, что в таком положении едва мог дышать. Когда юноша закашлялся, Филиппина поспешила принести ему кубок с водой. Между приступами кашля она, придерживая его голову, помогла ему напиться. Ее обеспокоил хорошо слышимый свист в легких.

— Давайте вернемся к этому разговору позднее, — предложил он, превозмогая боль.

— Не думаю, что это возможно, — отозвалась девушка, отстраняясь.

Дождавшись, когда он снова ляжет, она добавила:

— Я пришла попрощаться. Сегодня я возвращаюсь к отцу.

— С кем-то из ваших близких случилось несчастье?

— Несчастье явилось на кончике вашего меча. Я недостойна более находиться в этой общине. Поэтому я покидаю ее раньше положенного срока. Но прежде я прошу вас пообещать мне, что, несмотря ни на что, вы никогда не станете подвергать свою жизнь опасности во имя чувства, которое я не разделяю.

Он побледнел, но на этот раз рана была ни причем.

— Я должен понимать это как признание, что вы меня не любите?

— Ни вас, ни Филибера де Монтуазона, повторяю вам снова, Я думала, что влюбилась. Я ошиблась. Лучше забудьте меня, глухим голосом закончила Филиппина, испуганная выражением его лица.

Лоран де Бомон скомкал в кулаже простынь. Гордость его была уязвлена.

— Вы требуете от меня невозможного.

— Я буду молиться, чтобы это случилось. Он окинул ее умоляющим взглядом.

— Вы готовы, дорогая кузина? — спросила, входя в комнату, Сидония.

— Я предан вам до последнего вздоха, помните, — шепнул девушке Лоран де Бомон вместо прощальных слов и отвернулся лицом к стене.

Филиппина смирилась. Несколько шагов — и она уже стояла рядом с ожидавшей ее Сидонией.

— Этот юноша проснулся?

— Нет, — соврала Филиппина.