Книга Предательство среди зимы, страница 41 – Дэниел Абрахам

— Не понимаю, почему.

— Убить поэта и освободить Оту несложно. Но другое… Нет. Ты предполагаешь, что Данат возглавит охоту сам. Он не станет этого делать. А тогда все рухнет. Твой план провалится.

— Говорю тебе, Данат поедет на охоту, — сказала Идаан.

— А я говорю, что я уже видел, как работают твои планы!

Адра встал. Свечи высветили его лицо, под глазами возникли тени. Идаан встала, чувствуя, как к лицу приливает кровь.

— Это я спасла нас, когда Ошай попался! Вы оба мяукали как котята и выли от отчаяния…

— Хватит, — произнес Адра.

— С каких это пор ты мне приказываешь, когда говорить и когда молчать?!

Даая кашлянул и посмотрел сначала на Идаан, потом на сына, как ягненок, оказавшийся между волчицей и львом. Улыбка, которая коснулась губ Адры, была слабой и невеселой.

— Идаан-кя… Я буду твоим мужем и хаем города, не забывай. Твой план освобождения Ошая провалился. Ты понимаешь? Провалился. Мы лишились поддержки, убили человека, который был очень полезен для выполнения некоторых неприятных обязанностей, и подвергли риску меня и моего отца. Ты уже раз просчиталась, и твой новый план провалится снова, если мы тебя послушаем.

Адра медленно ходил по комнате, водя рукой по гобеленам. Идаан покачала головой, вспоминая эпическую пьесу, которую видела в детстве. Именно так двигался актер в роли Черного Хаоса.

— Не могу сказать, что твой план совсем безнадежен. Ошибочны детали: если Данат возьмет первых попавшихся людей и кинется в ночь, то не для того, чтобы отомстить за какого-то поэта. Им должно овладеть более сильное чувство. Будет неплохо, если он окажется пьян, хотя не знаю, удастся ли такое устроить.

— Значит, если не Маати Ваупатай… — начала Идаан. В ее горле что-то сжалось.

Семай! Он хочет убить Семая и освободить андата.

Она стиснула кулаки; сердце зашлось глухим стуком, словно от бега. Адра со скрещенными на груди руками повернулся к ней. Его лицо было спокойным, как у мясника на бойне.

— Ты сказала, что нам преграждают путь три жизни. Есть и четвертая. Твой отец.

Все молчали. Наконец Идаан рассмеялась — резко, и, как показалось ей самой, испуганно. Она приняла позу, отвергающую предложение.

— Ты сошел с ума, Адра-кя! Ты утратил рассудок. Мой отец и без того умирает. Нет нужды…

— А что так разгневает Даната, чтобы он забыл про осторожность? Выскочка бежит. Твоего отца убивают. В этой суматохе являемся мы, готовые поехать с ним. Сегодня сообщим, что к концу недели собираемся на охоту. Скажем, за свежим мясом для свадебного пира.

— Не получится, — заявила Идаан, задрав подбородок.

— Почему?

— Потому что я не позволю!

Она развернулась и открыла дверь. Адра догнал ее и закрыл дверь. Даая тоже вскочил, успокаивающе замахал руками, что разозлило Идаан еще больше. Она словно ополоумела: закричала, завыла, зарыдала… Она царапала обоих, пинала ногами, кусала, пыталась вырваться, но Адра охватил ее руками, поднял, стиснул так, что она начала задыхаться. Все закружилось и потемнело.

Она обнаружила, что сидит, хотя не помнила, как ее усадили. Адра поднес к ее губам чашу. Крепкое, неразведенное вино. Она отхлебнула, потом оттолкнула питье.

— Успокоилась? — спросил Адра. В его голосе сквозило тепло, словно она все это время болела и только сейчас пошла на поправку.

— Нельзя этого делать, Адра-кя! Он старик, и…

Молчание затянулось. Адра наклонился к ней и вытер рот платком из мягкой ткани. Она дрожала и злилась на себя, на собственное тело.

— Мы отберем у него всего пару дней. От силы неделю. Идаан-кя, его убийство — единственное, что выманит твоего брата из дворца. Ты сама говорила, любимая: если мы дрогнем, то пропадем.

Он улыбнулся и погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. Даая пил вино за столом. Идаан заглянула в темные глаза Адры и, несмотря на все улыбки и ласки, увидела там жесткость. «Надо было сказать „нет“, — подумала она. — Когда он спросил, не нашла ли я любовника, нельзя было увиливать. Надо было все отрицать».

Идаан кивнула.

— Все сделаем быстро. Без боли. Можно считать это милосердием. Вряд ли стоит так жить. Больной, слабый… Гордому мужчине такая жизнь ни к чему.

Она снова кивнула. Отец… Радость в его глазах…

— Он так хотел увидеть нашу свадьбу! — прошептала она. — Он так хочет, чтобы я была счастлива…

Адра принял позу сочувствия, но она была не так глупа, чтобы поверить. Идаан шатко встала на ноги. Ее не остановили.

— Меня ждут во дворцах. До рассвета будут песни и застолья.

Даая поднял глаза и слабо улыбнулся. Адра принял позу ободрения, и старик отвел глаза.

— Иди, Идаан-кя, — сказал Адра, — я тебя отпущу. Потому что я тебе доверяю.

— Потому что не можешь запереть меня, не привлекая внимания. Если я исчезну, люди начнут спрашивать, в чем дело, и мой брат в том числе. Нам это не нужно, так? Все должно выглядеть как обычно.

— Или все-таки запереть… — продолжал Адра. Он сделал вид, что шутит, но она заметила в его глазах спор с самим собой. На миг перед ней предстала вся ее будущая жизнь: первая жена хая Мати будет смотреть в эти глаза.

Когда-то она его любила, напомнила себе Идаан, и поцеловала его в губы.

— Я просто расстроена. Ничего, пройдет. Я приду к тебе завтра, и мы обсудим наши планы.

Праздник на улицах стал еще оживленнее. Под арками колыхались цветочные гирлянды. От пения город звенел, как колокольчик. Повсюду царила радость, только не в душе Идаан. Весь оставшийся день она ходила от пира к пиру, от празднества к празднеству, стараясь, чтобы никто ее не тронул и не толкнул, будто она хрупкая куколка из сахарной ваты. Лишь когда солнце зависло в трех ладонях над западными горами, Идаан увидела долгожданное лицо.

Семай и Размягченный Камень сидели на поляне с дюжиной утхайемских детей. Мальчики и девочки устроились на траве, не думая, что на локтях и подолах шелковых халатов будут зеленые пятна, а трое рабов показывали им кукольное представление. Артисты визжали, свистели и пели, куклы прыгали и падали, колотили друг дружку и убегали. Дети хохотали. Сам Семай лежал на траве, как все. Две девочки отважно устроились на широких коленях Размягченного Камня и обняли друг дружку. Андат снисходительно улыбался.

Заметив Идаан, Семай тут же вскочил и подошел к ней. Она привычно улыбнулась и изобразила приветствие — в сотый раз с утра. Он первым заметил, что кроется за ее жестами и улыбкой.

— Что случилось?

Его глаза были такими же темными, как у Адры, но ласковыми. Молодыми. В них еще не было ни ненависти, ни боли. Или ей просто хотелось, чтобы не было.

Губы Идаан дрогнули.