Онлайн книга «Предательство среди зимы»
|
Высочайший дай-кво, надеюсь, вы меня простите, но положение в Мати таково, что… Высочайший дай-кво, я уверен, что, знай вы, как повернулись события после моего письма… Высочайший, при всем моем уважении я вынужден… Высочайший дай-кво, чем вы так мне удружили, что я должен слушаться вас беспрекословно? Почему я вам подчиняюсь, хотя взамен получил лишь боль и утрату? А теперь вы приказываете мне отвернуться от людей, которых я люблю больше всего на свете? Высочайший дай-кво, я скормил ваше письмо свиньям… — Маати-кво! Маати открыл глаза и повернулся. К нему подбежал Семай. Маати показалось, что юноша в страхе: неужели увидел что-то в его лице? Старший поэт жестом пригласил Семая заговорить. — Ота! Ота нашелся! Я опоздал, подумал Маати. Я слишком долго раскачивался. — Где? — В реке. Возле одного предместья есть излучина. Нашли два трупа — его и человека в кожаном панцире. Видимо, один из тех, кто помогал ему спастись. Господин вестей приказал отнести их к хайским лекарям. Я сказал ему, что вы последним видели Оту и сможете его опознать. Маати вздохнул и посмотрел, как воробей пытается сесть на вишневую ветку. Сетка мешала, сбитая с толку пичуга клевала нити и никак не могла добраться до сладких ягод. Маати сочувственно улыбнулся. — Что ж, пошли. Во дворе перед палатами врачевания стояла толпа. Охранники в траурных одеждах не пропускали зевак, но разошлись перед Маати и Семаем. Комната, где работал лекарь, была просторной, как кухня, с толстыми сланцевыми столами и медной жаровней, из которой валил густой дым благовоний. Тела лежали на животе, нагишом: одно плотное, мускулистое, рядом почерневшие куски кожаной одежды; второе более тощее, с прилипшими к спине лохмотьями. Господин вестей — худой мужчина по имени Саани Ваанга — и главный лекарь хая о чем-то оживленно спорили, но при виде поэтов замолчали. Господин вестей принял позу, говорившую: чем могу служить? — Я представляю дая-кво, — сказал Маати. — Мне нужно удостовериться, что Ота Мати мертв. — Ну, танцевать он точно не будет, — врач кивнул подбородком на более худое тело. — Нам приятен интерес дая-кво, — невозмутимо сказал Господин вестей. — Семай-тя предложил позвать вас, чтобы убедиться, действительно ли это выскочка. Маати изобразил согласие и шагнул вперед. Вонь ужасала — гниющая плоть и что-то еще более страшное, глубинное. Семай остался позади, Маати обошел стол. Маати жестом попросил перевернуть труп, чтобы рассмотреть лицо. Врач вздохнул, встал рядом, просунул под плечо мертвеца длинный железный крюк и налег. Со влажным чмоканьем тело приподнялось и упало на спину. Врач убрал крюк и поправил руки и ноги. Маати всмотрелся в обнаженную плоть. Очевидно, что труп плыл лицом вниз — оно распухло и было объедено рыбами. Это мог быть Ота-кво. Это мог быть кто угодно. На бледной раздутой груди трупа виднелась черная тушь. Татуировка. Маати протянул руку, но вовремя опомнился и отдернул пальцы. Тушь была такой темной, линии — четкими… Порывом ветра принесло весь запах. Маати чуть не вытошнило, но он не отвел глаз. — Это удовлетворит дая-кво? — спросил Господин вестей. Маати кивнул, принял позу благодарности, потом отвернулся и кивком позвал Семая за собой. Молодой поэт последовал за ним с каменным лицом. Интересно, подумал Маати, много ли этот юноша видел — и нюхал — мертвецов. Выйдя наружу, они пробрались сквозь толпу, не отвечая ни на чьи вопросы. Семай молчал, пока они не отошли подальше от любопытных ушей. — Мне очень жаль, Маати-кво. Я знаю, вы с ним… — Это не он, — сказал Маати. Семай осекся; его руки порхнули в жест недоумения. Маати огляделся и повторил: — Это не он. Достаточно похож, можно ошибиться, но это не он. Кто-то хочет, чтобы мы считали его мертвым — и готов на самые замысловатые ходы. — Ничего не понимаю. — Я тоже. Ясно одно: кому-то выгодна его смерть, только ненастоящая. Им нужно выиграть время. Возможно, чтобы узнать, кто убил семью хая, и тогда… — Надо вернуться! Вы должны сказать Господину вестей! Маати заморгал. Семай покраснел и указывал на палаты врачевания. Юноша был вне себя от гнева. — Тогда, — возразил Маати, — мы лишим их главного преимущества. Нельзя, чтобы это дошло… — Вы совсем ослепли? Боги! Убийца и есть Ота Мати! Все время он был виновен! Вот вам и доказательство! Ота Мати явился сюда, чтобы убить свою семью. И вас. У него есть сообщники, которые вызволили его из башни, и он совершил все, в чем его обвиняют. Вы хотите выиграть время? Вы спасаете ему жизнь! Как только все решат, что он мертв, его искать перестанут. Он будет свободен. Вы должны сказать им правду! — Ота не убивал своего отца. И братьев. Их убил кто-то другой. Семай дышал быстро и тяжело, словно запыхался от бега, но говорил уже тише. — Откуда вы знаете? — Я знаю Оту-кво. Я знаю, на что он способен и на что… — Вы считаете его невиновным, потому что он и вправду невиновен? Или потому, что вы его любите? — потребовал ответа Семай. — Здесь не место… — Отвечайте! Докажите, что вы не хотите сделать небо красным вместо синего. А иначе я скажу, что вы слепы и даете ему скрыться. Иногда я был готов вам поверить, Маати-кво. Но теперь я вижу, что все указывает на Оту и его заговор. Маати потер большим пальцем точку между глазами, нажал сильнее, чтобы совладать с раздражением. Надо было молчать… Теперь деваться некуда. — Твой гнев… — начал он, но Семай его оборвал. — Маати-кво, вы рискуете жизнями людей! Вы так уверены в своем выскочке, что ставите под угрозу других. — Кого? — Его будущих жертв. — Ота-кво не опасен. Ты не понимаешь. — Так объясните! Слова прозвучали почти оскорбительно. Маати невольно покраснел, но умом продолжал анализировать поведение Семая. Что-то не укладывалось в общую картину, была еще какая-то причина для досады. Мальчик злится на то, что Маати неизвестно. Старший поэт сдержал свой гнев. — Я прошу у тебя пять дней. Доверься мне на пять дней, и я предъявлю доказательства. Согласен? На лице Семая была ясно написана борьба. Он хотел возразить, хотел рассказать всему городу, что Ота Мати жив. Однако его сдерживало уважение к старшим, которое вколачивали в будущих поэтов с первого дня школы. Маати набрался терпения и ждал. Наконец, Семай отрывисто кивнул, повернулся и быстро ушел. «Пять дней… — покачал головой Маати. — И что я за это время успею? Надо было просить десять». |