Книга Калинов мост, страница 53 – Алексей Гравицкий

Полковник с сомнением посмотрел на дешевую сушеную лапшу. Жрать хотелось до невозможности. Дома, когда говорил, что хочет жрать, жена всегда ругалась. Называла процесс поглощение пищи ласковым словом «кушать» и требовала того же от мужа. Сергей Витальевич виновато кивал, но нет-нет, да выдавал любимое смачное «жрать». Это в райском саду голая баба позарилась на яблоки и вкусила плод, да дворяне в плохом кино откушивают. А когда сутки не ел вовсе, или неделю в сухомятку, тут уж хочется именно жрать.

— Валяй, — решился Сергей Витальевич.

Молодой медик достал из кармана запечатанный пакетик, протянул полковнику. Тот глядел все же с сомнением.

— Повезло, — подбодрил Степа. — Со вкусом курицы достался.

Пальцы сжали пакетик, потянули в разные стороны. Внутри оказался спрессованный брикет и пара мелких пакетиков.

— А это что?

— В одном вкус, в другом запах курицы, — пошутил Зюзя. — Высыпайте прямо на сухарики, не бойтесь.

На вкус лапша оказалась мерзкой. Хотя… Полковник припомнил свое студенчество, когда все деньги уходили на пиво, а под пиво из закуски в лучшем случае была замерзшая в холодильнике банка шампиньонов, а в худшем — початый пакетик майонеза и половина коробки вискаса. Нет, лапша определенно была приятнее кошачьего корма.

Сергей Витальевич с каким-то мазохистским удовольствием захрустел лапшой. Посмотрел на студента с благодарностью.

— А вас там на вашем медицинском не учили, что такие штуки для желудка вредны?

— Нас там много чему учили, — беспечно отозвался Степа. — За пять лет такого понаслушался. Но самое главное, что понял за время обучения, это то, что человек смертен с вероятностью сто процентов.

Полковник закашлялся.

— Оптимистично.

— Ага, — кивнул Зюзя. — Жить вредно. От этого умирают. Потому что жизнь, это такая болезнь, передающаяся половым путем и заканчивающаяся летальным исходом.

Он запрокинул голову и высыпал в рот остатки вермишели.

— Жизнь дается человеку один раз, — подытожил он, прожевав и отбросив в сторону пустой пакетик. — Потому прожить ее надо так, чтоб второй раз не захотелось.

— Черный медицинский юмор, — кивнул полковник.

— Есть такое, — бодро отозвался Степан. — Хуже и циничнее шутки только у воспитателей в детском саду. Все тоже самое, но про детей. Это психика от специфики профессии защищается.

Кот думал, что проснулся первым, но оказалось ошибся. Пока перекидывался и натягивал портки, ванная комната оказалась занята. Оборотень толкнул дверь.

На краю ванны сидел непривычно хмурый взлохмаченный Игорь. Рука бородатого уперлась локтем в край раковины. В ладони под наклоном была зажата пивная бутылка. Игорь с мрачным удовлетворением смотрел, как пенистая струйка вырывается из горлышка, и распространяя несвежий вчерашний запах убегает в слив.

— Медитируешь? — поинтересовался Кот.

— Ограждаю себя от темного.

Оборотень пригляделся.

— Так пиво вроде светлое.

— Я не в этом смысле, — покачал головой Игорь, отставляя пустую бутылку и включая воду.

Тугая струя ударила в белоснежный тюльпан раковины. Бородатый добавил горячей и зеркало на раковиной мгновенно затуманилось, как Крымский мост.

— Я всю ночь боролся, Кот. И больше не могу. Силенок не хватает. А пива не пил. Первый раз в жизни не пил. Думаю, выпью чуть, хоть каплю, мозги затуманит и сломаюсь.

Оборотень смотрел серьезно, без тени улыбки. Про то, что у них с Ягой ночью произошло решил смолчать. Незачем все это разносить и без того на бородатого свалилось такое, что не каждый сможет даже осознать.

— А еще я думаю вот что, — отстраненно проговорил Игорь. — Как же так. Как же так, я и вдруг мир спасаю. Какой из меня герой, посуди сам. От меня любой нормальный человек шарахнется. Вокруг столько достойных людей, правильных. Которые живут правильно.

— Значит, не настолько правильно живут, — произнес оборотень. — Судить кто прав, а кто нет все равно не общество будет. Не здесь осудят и не по тем законам, а там в другом мире. А в этом мире все равно самый главный судья ты сам. Никто жестче приговора не вынесет, никто смертельнее не накажет, чем сам себя.

— А мир спасать почему-то мне выпадает, — продолжил Игорь, пропустив тираду мимо ушей. — Я думал так только в плохом американском кино бывает. А тут бац, и…

Он усмехнулся как-то грустно.

— Нет, я не жалуюсь, не ищу оправданий, не пытаюсь с себя свалить все это. Просто понять не могу. Как так вышло. Ведь глупо же. Театрально.

Игорь встал и выключил воду. Собираясь на выход не забыл наклониться за пустой бутылкой. Кот смотрел на него так, словно тоже что-то пытался понять.

— А еще говорят, что книжки-киношки и жизнь ничего общего не имеют, — улыбнулся он. — Чушь. Книжки-киношки по сравнению с жизнью выглядят бледно, если жизнь настоящая. Вот вернемся с моста, сяду книжку писать.

Бородатый протиснулся мимо оборотня. Тот завис в задумчивости, потом вдруг вздрогнул, словно только сейчас услышал последние слова. Вприпрыжку преодолел расстояние от ванный до кухни. Игорь выбросил бутылку и бодяжил вчерашний чай, на что щепетильный во всем, что касалось отваров, оборотень даже внимания сейчас не обратил.

— Какой мост? Игорь, ты чего затеял?

Бородатый плесканул слегка зажелтевшей воды, не дожидаясь пока вчерашняя заварка даст хоть какой-то цвет и аромат. Посмотрел на Кота.

— На Крымский мост, — сказал тихо. — Или на Калинов. Как не назови. Не могу я больше с собой бороться. Мне реальный враг нужен, которому можно по морде дать. Я сегодня ночью чуть не сломался, Котик, понимаешь. А тех ночей еще две штуки не считая дней. Слабый я, как оказалось. Не могу с самим собой бороться, когда каждая мысль не то твоя, не то чужая. Пойду я на мост. Старуха права была. Там мое место.

Кот рухнул на табуретку, как подрубленное дерево. Посмотрел на бородатого жизнелюбивого приятеля.

— Тебя ведь там убьют, — едва слышно прошептал он.

Игорь отчего-то развеселился. Глаза заблестели такой жаждой жизни и таким азартом, что хватило бы человек на десять. По-дружески ткнул оборотня кулаком в плечо.

— Не кисни, зверь, — впервые позволил себе такое обращение. — Когда-то ко мне в магазин, я тогда в магазине работал, зашел один дикий мужик с безумными глазами и прессом денег. Сказал, что ему надо переодеться, а потом рассказал, что пришел, потому что его сюда позвали. Говорил так чудно. Вроде как умирать готов, а вроде как и не собирается. Не знаешь о ком это я?

— Иди ты! — фыркнул оборотень.

— С кем поведешься, с тем и пое… — Игорь запнулся. — У того и заночуешь. Тебя позвали, ты пришел. А умирать или нет, как получится. Меня позвали, я тоже пришел. Так в чем разница?