Книга Калинов мост, страница 64 – Алексей Гравицкий

— Пока все, — повернулась к оборотню.

— А дальше?

— Дальше, если понадобиться, еще отвара дам. Он боль снимет. Больше все одно ничего не сделать. Яд в нем. Если б сразу привезли, можно было пытаться. А сейчас слишком поздно.

Кот сел в ногах бессознательного друга.

— Нельзя было сразу, — покачал головой. — Он сразу не сказал ничего. Молчал. О том, что ранен был узнали спустя много часов, когда ему руку отрубило.

— Что ж не уберегли? — покачала головой старуха.

— Он меня уберег, — горько проговорил Кот.

Впервые в жизни ему захотелось плакать. Не выть, как тогда, когда потерял любимую женщину, а тихо плакать, изливая боль. Старый стал, мысленно отметил он, сентиментальный.

Оцепление на мосту выглядело теперь основательнее. Жалкую цепочку ОМОНа заменили броневики, выставленные поперек дороги, и спецназовцы. Генерал стоял на въезде на мост и инструктировал командиров двух взводов, что должны были отправиться сейчас в аномальную зону.

Сергей Витальевич наблюдал за инструктажем со стороны. Он был хмур и мрачен. Вдруг обрушилась усталость, навалилась апатия. Генерал приперся, как полновластный хозяин. Потребовал сдать полномочия. Велел убрать ОМОН, выставил свое оцепление и собрался вводить спецназ в аномальную зону.

Полковник спорил до хрипоты, ругался, просил, увещевал. Но генерал оказался непреклонен. Не то армейская закалка, не то врожденная твердолобость, решил для себя Сергей Витальевич и набрал номер главы МЧС.

Юрий Яковлевич был любезен, суть происходящего выслушал не перебивая. Поняв, что полковник выговорился, сказал в трубку:

— Сергей Валерич…

— Витальевич, — автоматически поправил полковник, но тут же спохватился. — Не важно.

— Сергей Витальевич, — повторила трубка грустно. — Я понимаю твои чувства, полковник, но сделать ничего не могу. Личное распоряжение президента.

— Но люди погибнут, — попытался Сергей Витальевич.

— Не люди, а солдаты. У них работа такая, родину защищать. Даже ценой жизни, — не своим голосом заговорила трубка. — И не погибнут, а войдут в аномальную зону. Откуда нам знать что там? Может это дверь в новый лучший мир. Может там господь бог стоит и раздает конфеты и билеты в рай на халяву.

Полковник хотел было возразить, но запнулся. Слова застряли в горле.

— Вы сами-то в это верите? — спросил уже спокойно.

— Не мы решаем, полковник, — просто отозвался глава МЧС из телефона.

Не мы решаем. Он, полковник милиции, ничего не решает. И министр чрезвычайных ситуаций ничего не решает. Все уже решено за них. Потому здесь сейчас командует дурак генерал, которого кажется только тому и научили, что подворотничок пришивать и портянки наматывать. А им остается только смотреть, как людей гробят. По личному распоряжению президента.

Все правильно, президент мыслит другими масштабами и другими категориями. Для него два взвода спецназа — оправданная жертва, если речь касается мировой геополитики. Там на территорию России и ее недра пасть раззявили, тут облизнулись. Президенту, главное, козлов в огород не пускать. А на два взвода спецназа и их семьи наплевать. Это просто разменная монета. Мелкая и ничего не значащая.

Но ему-то каково. Он-то мыслит человеческими категориями. Отставить пускать нюни, товарищ полковник.

— Я могу остаться и контролировать ситуацию? — спросил у затихшей трубки.

— Остаться, — голос главы МЧС замялся. — Остаться да, контролировать ситуацию в данный момент не получится. Сейчас карт-бланш у военных. Так что тебе, полковник, придется подчиняться этому Гусеву.

— Голубеву, — автоматически поправил полковник.

— Да хоть Индюкову, — сердито отозвался Юрий Яковлевич. — Один хрен. Все, отбой. Звони, если что. Я утром подъеду.

Полковник повесил трубку, глянул на часы. Утром подъедет, уже почти утро.

Накатила апатия и беспросветная тоска. Он молча стоял и смотрел, как бубнит что-то генерал, напутствуя спецназовцев. Повинуясь какому-то внутреннему порыву Сергей Витальевич быстро подошел к Голубеву.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться.

— Чего еще?

— Не делай этого, Голубев, не будь идиотом.

— Отставить разговоры, — рявкнул генерал. — У меня приказ.

Он отошел от замершего полковника, говорил что-то. Потом по подъему к пыльному облаку побежали спецназовцы. Загрохотали в унисон армейские ботинки.

— Мудак ты, генерал, — тихо произнес Сергей Витальевич и пошел прочь.

Игорь был плох. Хоть и вернулся в сознание, но радости от этого не испытывал. Лицо осунулось, посерело и кривилось болью. Вокруг глаз залегли огромные черные круги. Борода торчала какими-то жалкими клочьями. Дышал тяжело, с хрипами. Кровь из бока сочилась не останавливаясь.

Яга суетилась рядом с какими-то отварами, но сама видать не шибко уже верила, что они что-то дают. Так, скорее для проформы зелья варила. Кот сидел мрачный, на друга смотреть старался бодро, но не было той бодрости. Только слезы на глаза наворачивались.

— Подвинься, зверь, — наворчала на Кота.

Подсела у изголовья, протянула кружку с какой-то мутной жижей.

— Пей, Игоряша, — зашептала с материнской нежностью, которой Кот от нее отродясь не слышал. Не подозревал даже, что старуха может подобные чувства испытывать. — Пей, я тебя еще на ноги поставлю.

— На руки, — усмехнулся Игорь. Культя, перетянутая банданой, дрогнула, и старуха отвела взгляд.

Только сейчас поняла окончательно, что ничто не поставит его на ноги. И дело не в том, что руки нет, крови потерял много и яд гуляет по телу. Дело в том, что внутри он уже умер. По лицу видно.

Старуха поднялась на ноги, посмотрела в необычайно чистые Игоревы глаза.

— Борись с этим, — сказала тихо фразу, что в последние дни повторялась как мантра.

— Борюсь, — кивнул Игорь. — Все что нельзя перебороть, тому противлюсь или принимаю, все с чем можно бороться, с тем борюсь. И перебарываю.

Голос звучал слабо. Слова давались с трудом. Бородатый закашлялся, изо рта хлынула кровь.

— Молчи ж ты бога ради, — не выдержал Кот.

— Сейчас замолчу, — улыбнулся Игорь окровавленными губами. — Не долго уже… До свидания. На мосту встретимся, Котик.

Оборотень заглотнул вставший поперек горла ком, выдавил сипло.

— Почему на мосту?

— Дурак ты, — улыбка Игоря стала шире, на мертвом уже лице снова проступил азарт и жажда жизни. — Сам же говорил, что во мне света больше… вот и…

Слова застряли, захлебнулись. Бородатый захрипел. Кровь полилась изо рта и носа, и ушей. Тело Игоря изогнулось, словно внутри что-то разорвалось и застыло. Взгляд остановился.