Онлайн книга «Карагач. Очаровательная блудница»
|
Когда сора осталась за поворотом, Лиза развернулась к нему лицом. — Ну, здравствуй. Стас, — вскинула фотоаппарат и сделала снимок. — Как тебе удалось убедить профессора? Точно так же однажды фотографировала ее мать, когда они ехали на месторождение… Ему хотелось ответить, дескать, мечтал остаться с тобой наедине, а мечтающие люди изобретательны, но вместо этого склонился и спросил: — Ты письмо от мамы захватила? Лиза порылась в своей дорожной сумке и достала сложенный пополам пластиковый файл, в котором был листок из тетради в клеточку и конверт. Рассохин не знал почерка Жени Семеновой, однако на вид это был женский, неторопливый и аккуратный — так писали те, кто в младших классах школы проходил чистописание, и даже студенческая скоропись не могла испортить такого навыка. Текст оказался коротким и каким-то холодноватым, не материнским: «Здравствуй, Лиза. Долгое время не могла сообщить тебе, что я жива и здорова. Теперь появилась возможность встретиться, и я все расскажу, как жила все это время и где. Если сможешь, то приезжай в начале лета в Усть-Карагач. Поселишься в местной гостинице, а я пришлю своего знакомого, хорошего человека. Он проводит ко мне. Очень хочется увидеть тебя. Твоя мама». На конверте почерк уже был совсем другой, и другим цветом ручки. — А вот ее конспекты. — Лиза подала общую тетрадь. — Посмотри сам… Мне кажется, очень похоже. Рассохин пожалел, что не взяли с собой Гохмана, бывшего криминалиста, который бы уж наверняка сказал что-либо определенное. Он заглушил мотор и стал сличать почерка, и вначале на самом деле показалось, есть схожесть, только некоторые буквы написаны по-разному. — Ну и что? — не терпелось Лизе. — Это мама? Это она писала? Стас полистал тетрадь и понял, что отроковица меняла почерк, видимо, в зависимости от настроения или ситуации — то спокойный, округлый, правильный, то скоропись, напоминающая распущенный моток проволоки, то резко измененный наклон букв. Никакого постоянства, стабильности, как и было у нее в жизни. Но при внимательном изучении даже невооруженным глазом стало ясно, что ни один вариант почерка Жени Семеновой не похож на тот, которым написано письмо. Безусловно можно было утверждать лишь то, что то и другое писали женщины, но разные. — Надо в спокойной обстановке разобраться, — чтобы как-то пригасить любопытство и ожидание Лизы, сказал Рассохин. — На берегу и с лупой. А лучше показать Гохману. Он работал криминалистом. А у самого защемило под ложечкой: все-таки была надежда на это письмо, особенно сильная после вчерашнего внезапного объявления Христофора. И если бы лодку стремительно не сносило вниз, он бы сейчас, не откладывая более, признался в убийстве ее матери. — У меня такое чувство, эта мама писала! — заявила Лиза. — Чем больше читаю, тем сильнее верю. — Ты себя убеждаешь. — Значит, все-таки не она? Тогда кто? И зачем? — Хотят заманить тебя на Карагач. — Но кто?! Кто здесь вообще мог знать о моем существовании, кроме мамы?! Нет, это все так интересно! Я просто сгораю от любопытства! — Тогда надо было поселиться в гостинице и ждать, — проворчал он, запуская мотор. — Этого рекомендованного мамой хорошего человека… — Я так и хотела. — Она напрягала голос и от этого говорила как-то надорванно. — Но как бы я объяснила Дворецкому?.. А потом, милиционеры сказали, ты попал в плен к каким-то женщинам. И еще пошутили… — Ринулась выручать? — А как ты думал? Кстати, поселиться в гостинице еще не поздно. Вернемся, сбагрим куда-нибудь профессора и поселимся. Все равно нужно ждать Бурнашева, ты же говорил… — Сбагришь профессора, как же… Конечно, надо было признаться, с чем он жил и живет десятки лет и что буквально вчера ему было подтверждение от огнепального Христофора, а письмо Жени поставило точку. Но Рассохин, как утопающий, хватался за любую соломину, брошенную ему изворотливым сознанием — сказать сейчас, в лодке, среди полноводного Карагача, реакция Лизы может быть непредсказуемой. Например, не захочет ехать с убийцей матери, потребует высадить, или еще хуже — начнется истерика, бросится вплавь… — О чем вы говорили с Дворецким? — Обещал посвятишь во все ваши тайны, — после долгой паузы проговорил Стас. — Отпустил, чтоб ты меня обработала. А я бы потом взял его научным руководителем. — Прости, это моя идея, — повинилась Лиза. — Иначе его было не усмирить. — Может и возьму, если он удивит своей гипотезой. А то полчаса уши мне притирал… — Удивлять буду я! — беззаботно засмеялась она. — Только и мне получаса не хватит. Знаешь, когда он открыл мне суть, я подумала — клиника сплошная. Но потом Дворецкий доказал, с фактами в руках. — Общение с профессором на тебя дурно влияет! — Почему? — Так же начинаешь темнить и ходить кругами. Если концепция не укладывается в одно короткое предложение, значит, она еще не созрела. Все на уровне догадки, но зато какая интрига!.. — Почему ты сейчас такой гневный? — вдруг спросила она и глянула с прищуром. — Я тебя раздражаю? Или ты обижаешься?.. А может, ревнуешь? — У меня всегда голос такой, — соврал он, — когда кричать приходится. Лиза вроде бы поверила и тоже прокричала сквозь гул мотора: — Эта концепция не укладывается даже в три предложения! — Ладно, излагай! — Держись за лодку. Крепче! Стовест находится на Карагаче. Зарыт или потоплен в бочке или колоде! — Сначала бы кто-нибудь объяснил, что это такое! — Разве профессор не сказал? — Твой профессор как молодой влюбленный, вокруг да около… — Стовест — Книга Пророчеств! На три тысячи лет вперед. — Первый раз слышу… А от какого срока считать? Три тысячи? — Примерно со времени процветания Кушанского царства. — Когда же оно процветало? — В начале третьего века нашей эры, при царе Канишке. — То есть еще действует? — Дворецкий говорит, да! — Она, глупая, отчего-то еще и радовалась и голоса не жалела. — Раньше Стовест назывался Книгой Ветхих Царей. К нам попал из Кушанского царства, через Индию. Вроде был преподнесен в дар неким путешественником Владимиру Мономаху. То ли раджой, то ли каким-то их священником, точно не установлено. — Где такое царство? — Кушанское?.. Да ты вообще не знаешь мировой истории! Это древнее царство в Азии! Огромная территория, могущество… А письменность правящей элиты была очень похожая на нашу кириллицу, впрочем, как и язык. Одна арийская корневая основа. То есть прочитать можно, имея минимальную подготовку! — И что дальше? |