Онлайн книга «Хозяин колодцев»
Губа треснула. Из трещины показалась черная густая жидкость. За первым камнем подоспел второй. — Сгинь! Сгинь! Дикий вой вырвался из недр земли. «Зажора», которая уже столетия не встречала сопротивления, возмущалась. По лицу Станко проехался тугой конец веревки: — Ну! Ну-у! — кричал где-то Илияш. Ветер изменил направление. Пасть уже не втягивала воздух — выдыхала, и в ноздри Станко ударила волна смрада. — Ну!! Он вцепился в веревку. Песок на мгновение перестал оседать, и, чуть не падая с ног от мощных рывков Илияша, Станко одним махом преодолел половину расстояния от пасти до края воронки. Пасть снова взревела — на этот раз теряя драгоценную добычу. Песок хлынул вниз — и Станко сразу потерял большую часть своего успеха. Он не видел Илияша, только чувствовал, как дрожит от напряжения веревка. Рывок… Еще… В это время суслик, товарищ Станко по несчастью, проиграл свою битву. Столь мелкая добыча все же на прошла для «зажоры» незамеченной — она сглотнула. Песок снова приостановился; веревка зазвенела, как струна, и край воронки снова стал приближаться. Ближе… Ближе… Вот протянутая рука Илияша… Вот Станко вцепился в эту руку… «Зажора» покончила с сусликом. Станко показалось, что руку его сейчас вывернет из плеча — такой силы рывок дернул его назад. Илияш что-то кричал — свирепое, злое, слов не разобрать… Его тоже тянуло в воронку, но Станко видел рукоять кинжала, вогнанного в землю, рукоять, удерживающую Илияша на самом краю… Пасть исходила ревом. В реве этом обезумевшему Станко тоже чудились слова — нечленораздельные, ведь черные губы не созданы для бесед… Борода Илияша встала дыбом. — А-а-а! Неуклюже, как лягушка на рыболовном крючке, Станко вылетел из воронки — так могла бы чувствовать себя жареная курица, покидая тарелку, где ее чуть не сожрали. — Ты добрый, выходит? — сладко спросил Илияш. Они брели по дну длинного сырого оврага, над головами надсадно визжали стаи комаров и прочей кровососущей мелочи. Станко едва перебирал ногами; ныли суставы, саднили ладони, а скула, к которой от души приложился браконьер, вообще потеряла чувствительность. — Ты добрый? — в который раз поинтересовался Илияш, оглядываясь через плечо. — Отстань, — процедил Станко сквозь зубы. Браконьер пожал плечами, отвернулся и двинулся вперед, не переставая, впрочем, рассуждать как бы сам с собой: — Ясное дело… Мышка чует сало, спешит, радуется… А что пружинка по темечку хлопнет, из мышки дух вон — так это злые люди мышеловок наставили… А этот благороден, его салом не корми — дай защитить и спасти… То, что папу убивать идет — ничего, пустяки… Вот схватила бы «зажора» князя Лиго — была бы потеха… Он снова обернулся — глаза-щелочки, сочувственная усмешка в жесткой бороде: — Ты спас бы князя Лиго, парень? Угоди князь в ловушку? — Отстань, — рука Станко сама собой потянулась к рукояти меча. Илияш прищурился так, что глаз вовсе не стало видно; Станко осознал собственную глупость и нехотя опустил руку. Выбравшись из оврага, они сгрызли по сухарю каждый, запили водой из баклажек и двинулись дальше. Станко смотрел себе под ноги, и растравленное Илияшем воображение рисовало одну и ту же картину — вот князь Лиго угодил в «зажору», а Станко стоит над ним и наблюдает… «Зажора» виделась ясно, до мельчайших подробностей, до капель слюны на черных губах, а вот облика князя Станко никак не мог себе представить подворачивался профиль на серебряной монетке. Устав от усилий, Станко мысленно махнул рукой, и князь в его воображении представлялся теперь со спины. Итак, князь Лиго угодил в ловушку, пасть алчно щерится, Станко стоит наверху и смотрит… Нет, не смотрит. Разве «зажора» умеет ненавидеть? Разве у чудовища в земле есть мать? Разве это ее навеки обездолил этот мерзавец? В мыслях своих Станко бросает князю веревку, чтобы вытащить его и тут же убить; князь отчаянно цепляется за тугой конец, оборачивается к Станко лицом… — Смотри-ка, — глухо сказал Илияш. Видения Станко оборвались. Перед путниками в земле зияла воронка — точно такая же, круглая, с крутыми песчаными склонами. Станко отпрыгнул раньше, нежели успел что-либо сообразить. — Дохлая, — сказал Илияш все так же глухо. На дне воронки навеки застыли сведенные судорогой губы. Они были уже не черные — грязно-сизые, высохшие, мертвые. — Можешь спуститься и посмотреть, — предложил Илияш. Станко молча помотал головой. Илияш поднял с земли камень, примерялся, метнул — камень поднял на дне воронки пыль, стукнул по губе, свалился вниз, в дыру. Ни шороха, ни движения. — Издохла, — подытожил Илияш уже уверенно. — Недавно. Интересно, от чего? Станко повернулся и зашагал прочь. Ему совсем не было интересно. Дождь так и не собрался, но все в лесу пропиталось сыростью, обвисло, отяжелело. Под вечер из всех ложбин клочьями пополз белый туман. — Они пожирали целые армии, — сказал Илияш. — Этих «пастей» вокруг замка было видимо-невидимо. — Колдуны, — прошептал Станко. Илияш кивнул. Туман поднимался все выше, становился все гуще. — Нехороший туман, — Станко поежился. — Липкий какой-то… Он нас не сожрет? Это была шутка, но Илияш не засмеялся. — Столько сил, — пробормотал Станко горестно. — Столько усилий, столько… этой… магии… На такую дрянь… — Дрянь, — коротко согласился Илияш. — Но многие готовы были целовать эти пасти прямо в их мерзкие губы. — Что?! — Станко передернулся. — Да… Ведь если у тебя есть враг, верный, старый, ненавидимый враг… Как у твоей матери князь Лиго… И пасть сожрала его… Это ли не радость? — Какая мерзость, — сказал Станко от всей души. Илияш усмехнулся: — Власть… Ради власти, Станко, да еще вот ради мести… Да мало ли… Бывало так — свершил месть и заполучил власть одним ударом… Ты вот что станешь делать… с княжеским венцом? С тем самым? Предположим, убьешь князя… Предположим, коснешься венца и не окочуришься… Дальше что? Станко потряс ладонью у лица, будто пытаясь разогнать туман. Провозгласил гордо: — Я — свободный человек. Не месть и не власть. У меня долг, понимаешь? Свободному человеку венца не надо… Убью Лиго, а цацку его кину в болото. Илияш присвистнул. Спустя час, когда туман стал совсем уж непроглядным и близок был вечер, оба услышали под ногами чавканье и почувствовали, как трудно отрывать подошвы от липкой, вязкой земли. |