Книга Последний корабль в Бессмертные земли, страница 33 – Павел Комарницкий

— Моему господину вечно здравствовать и радоваться…

Негромкие слова приветствия. Человек, одетый во всё тёмное, возник будто из воздуха. Старею, подумал Гевар, раньше подобраться ко мне незамеченным было практически невозможно.

— Садись, Дрон, — начальник тайной службы собственноручно налил своему агенту пива, приглашающее указал на столик, уставленный яствами. — И давай, что принёс.

Крохотная камышовая трубочка, поблёскивая лаковым покрытием, легла на стол. Гевар вынул из одежды заколку, пользуясь ей, как пинцетом, осторожно вынул пробку, затем содержимое. Крохотный комочек развернулся в лист тончайшего папируса, испещрённый мелкими письменами.

— Когда прибыло письмо?

— Сегодня вечером, мой господин. А отправлено, очевидно, на рассвете.

Гевар со вздохом опустил депешу, доставленную голубиной почтой.

— Что ж… Они сами назначили день и час. Значит, так… Ты и твои люди отправляетесь в Архон, и не позже чем послезавтра. Когда подойдут войска, всё должно быть готово.

— Да, мой господин.

Когда тайный агент растворился в воздухе так же незаметно, как и возник, Гевар усмехнулся. Воистину права древняя мудрость — "не спеши желать, ибо есть опасность, что желания твои исполнятся". Самур Первый, значит… Первый и последний.

"… И будет во граде том шестьдесят правителей без единого, идущих из древнего корня, а шестидесятому не бывать. Воцарящийся сверх того увидит гибель великого города, и когда стены падут по зову труб…"

Начальник тайной службы снова усмехнулся. Если бы Самур видел эти медные чудовища, он не стал бы спешить с заговором. А впрочем… Если заговор созрел, любая отсрочка грозит смертью. Даже у самых глухих стен порой вырастают уши… Недаром встречу с агентом он организовал не у себя в канцелярии. Что-то тревожно стало в последнее время… Однако, где же Карун?

— Моему господину вечно здравствовать и радоваться…

Этому агенту не удалось возникнуть пред очи начальства столь же незаметно, как предыдущему. Зажрался, подумал Гевар, навыки теряет… Или это я начеку?

— Садись, Карун. И давай.

Новый футляр был немного крупнее и выточен из дерева, что неоспоромо доказывало — на сей раз носителем почты была утка. Да, утиная почта быстрее голубиной, хотя обучение уток дело более хлопотное. Зато вести из Гиамуры прибывают скорее.

Тонкий свиток развернулся, и по мере того, как начальник тайной стражи вчитывался в текст, лицо его менялось.

— Ты в курсе, что в письме?

— Нет, мой господин, ты же видел печати. Я знаю только то, что мне нужно для работы.

— ЭТО тебе нужно. Именно для работы, — Гевар подтолкнул листочек своему человеку.

Карун бегло проглядел депешу, поднял глаза.

— Это не так быстро, как я понимаю — целых двадцать… Сколько времени ушло у нашего?..

— Необходимо убрать этого жреца. Делом займёшься лично.

— Да, мой господин. Но это не так просто…

— Я не сказал «просто». Я сказал «необходимо». Детали продумай, доложишь завтра.

— Хорошо, мой господин.

…

— Зачем ты сделал это?

Ветер шевелил невесомо-ажурные занавеси, украшенные золотыми звёздами, искусно вышитыми на тёмно-синем кружеве. Пышные цветы в вазонах из белого мрамора неодобрительно кивали своими прелестными головками — да, да, как посмел? "Собачья наложница", здесь — фу, какая гадость…

— Я не мог бросить её, отец, — Киллиан сидел на ложе, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками. Валхал вздохнул, подошёл и сел рядом.

— Я знаю, что у тебя доброе сердце, сын мой. Порой слишком доброе, ну да с этим уже ничего не поделать. Однако ты осквернил Храм, приведя сюда "собачью наложницу".

Киллиан поднял глаза, явно собираясь что-то возразить, но Валхал перебил его.

— Я могу перечислить тебе поимённо всех, кто жаждет стать Верховным жрецом вместо твоего отца. Впрочем, ты, вероятно, и сам это знаешь. Нельзя так подставляться.

— Хорошо, отец. Завтра я сниму для неё комнату, где-нибудь в Гундо.

Валхал хмыкнул.

— Ты совсем не знаешь наших сограждан, Киллиан, не обижайся. Верно говорят, "золотая молодёжь" может расти лишь в золотых вазах. Если даже дать тебе охрану, чтобы ты смог войти в трущобы Гундо и выйти оттуда целым и невредимым — как ты себе это представляешь? "Собачья наложница" — это то же, что собака, даже хуже. Ты всерьёз полагаешь, что хозяйка дома, где ты снимешь комнату, будет относиться к ней, как к человеку?

Они встретились взглядами.

— Люди Гиамуры злы и жестоки, Киллиан, как и все люди вообще. Однако хуже, чем Гундо, клоак не бывает. Ну разве что в проклятой Сидомме.

— Я не дам её в обиду, отец, — в глазах юноши зажглись острые огоньки. — Я обещал.

— Кому обещал? Ей? — ирония в словах Валхала была едва заметна, однако Киллиан её уловил.

— Себе прежде всего. Да, и ей тоже!

Юноша подался вперёд.

— Она же человек, отец! Она такая же, как ты, как я, как…

— Заткнись! — рявкнул Валхал. Оглянувшись, понизил голос. — Иногда я мимолётно жалею, что ты не немой, честное слово. Хорошо, что нас никто не слышит.

Верховный жрец вздохнул.

— Ладно, это дело я улажу. Как-нибудь… Скажем, что ты затеял медицинский опыт. К счастью, у меня есть дело, до окончания которого ни меня, ни тебя никто не тронет даже пальцем…

Жрец замолчал, глядя в окно. Роскошные занавеси, стоившие каждая больше, чем дюжина "собачьих наложниц", тихо шуршали, колеблемые ветерком, врывавшимся с улицы.

— Какое дело, отец?

— Расскажу, — чуть усмехнулся Валхал, — ну разумеется, всё расскажу. Если не тебе, то кому же? Но чуть позже, сын мой… Скажи, ты помнишь, как варить огненное зелье?

Теперь с ответом помедлил Киллиан.

— Помню, отец. Не зря ты заставлял меня вставать среди ночи и повторять наизусть…

— Тебе придётся заняться этим, Киллиан.

Юноша вновь обхватил колени руками.

— И как много надо?

— Много, — криво усмехнулся Верховный жрец. — Тысячу мешков для начала.

— Не понял… — парень захлопал глазами.

— Чего ты не понял? Тысячу мешков, я сказал, и это только для начала.

Валхал сгрёб штору в горсть.

— Причём всё это должно быть готово к началу сезона дождей. И огненное зелье, и орудия.

Жрец помолчал.

— Иначе мы позавидуем судьбе этой несчастной, сынок. И ты, и я.

В комнате воцарилось молчание. Где-то далеко раздалось невнятное уханье, словно сотни глоток слитно выкрикивали одно слово, или просто разом выдыхали воздух.