Книга Гэм, страница 42 – Эрих Мария Ремарк

— Я уже объяснил вам, как это для меня важно…

— Есть одно условие.

— Насчет Лавалетта?

— Этой ночью он должен бежать.

— Нет ничего проще. Ведь он сохранил почти полную свободу передвижения.

— Вы прекрасно понимаете, что без поддержки бегство бессмысленно.

— Не понимаю…

— Я говорила вам, что ждала решения. Не этого, внезапного. Но раз уж так вышло и раз эта история, начавшаяся из-за меня, привела к теперешней ситуации, мой долг — завершить ее так, чтобы в будущем она не тяготила мне душу.

Врач кивнул.

— Тогда все будет кончено?

— У вас есть автомобиль?

— Да.

— Надеюсь, через час он будет готов к отъезду.

— Пожалуй, это возможно. Я сам его подготовлю.

— Отлично. Проселки в хорошем состоянии?

— При некотором шоферском опыте проехать можно.

— Автомобиль будет наготове?

— Тоже при одном условии.

— Я знаю это условие и не считаю нужным говорить о нем.

— Не совсем. Что может помешать вам уехать с ним?..

— Вы быстро соображаете. Автомобиль в порядке?

— Я же сказал. Нужно только залить полный бак.

— Ладно. Положите в багажник провиант, одеяла и оружие.

Шотландец молчал, переставляя какие-то вещицы на столе.

— А что потом?

— Автомобиль будет угнан. Подозревать вас в пособничестве абсурдно, ведь именно вы содействовали аресту. Пропажу вы обнаружите завтра утром.

— Завтра утром, вместе с вами, — хрипло сказал шотландец.

— Не забудьте про карту. Вы отправитесь со мной к лейтенанту Брауну. Я найду способ предупредить Лавалетта. Он уйдет к себе. А чтобы его уход не вызвал подозрений, вы скажете, что у него приступ болотной лихорадки. Два часа спустя вы уведете меня в свой дом… Два часа спустя. К тому времени они еще могут поднять солдат по тревоге… Как видите, я рассуждаю логично.

— Согласен.

Шотландец собрал солидный запас провизии, заправил автомобиль горючим и смазкой. Потом уложил в кабину ружье, сказав Гэм: «Это у меня самое лучшее». Принес патроны и бинокль.

— Поймите, все это было для меня очень нелегко. В иные времена такие понятия, как подлость или предательство, мало что выражают, а здесь, в джунглях, на собственной шкуре постигаешь, что все средства хороши.

— Мы поговорим об этом позже, — ответила Гэм и заторопила его.

Шотландец снял с руля цепь, проверил зажигание. Неуемная радость захлестнула Гэм, когда послышался рокот мотора.

— Идемте, — быстро сказала она и, не оглядываясь, зашагала по дорожке.

Ей удалось ненадолго остаться с Лавалеттом наедине и шепнуть ему, что все готово к побегу. Он изумился:

— Кто вам сказал, что я хочу бежать?

— Молчи! Иначе нельзя.

— Хорошо! Бумаги я возьму с собой.

— Тебе их не заполучить. Езжай без них!

— Нет. Добыть их — минутное дело. У меня есть второй ключ от чемодана, я выну бумаги, а чемодан оставлю. Это заметят не так скоро, как побег. Когда я уйду к себе, вы немного подождите, а затем под каким-нибудь предлогом выходите на улицу и со всех ног бегите ко мне. Я приторможу на краю поселка.

— Это невозможно. Я остаюсь.

— Ты обещала врачу…

— Нет-нет… Просто каждая минута на счету…

Лавалетт смотрел прямо перед собой.

— Ну что ж, увидим.

Он вошел в бунгало, Гэм последовала за ним. Врач с лейтенантом пили виски. При появлении Гэм шотландец облегченно вздохнул. Лавалетт с рассеянным видом устроился в плетеном кресле. Гэм стояла подле офицера и была совершенно обворожительна.

Лавалетт встал и попрощался.

— Я неважно себя чувствую, пойду приму пару таблеток и лягу, ведь к завтрашнему дню надо хорошенько отдохнуть.

— Может, дать вам порошки от лихорадки? — спросил врач. — Они у меня с собой.

— Надеюсь, это поможет, — сказал Лавалетт.

— Ручаюсь, — ответил шотландец, протягивая ему белую коробочку.

Лавалетт вышел, а лейтенант тотчас завел разговор о его персоне. Гэм не поддержала эту тему и принялась с ним флиртовать. Немного погодя лейтенант уже зарделся как гимназист и весь горел восторгом. Врач был немногословен. Лишь изредка ронял словечко-другое. Его сверкающий взгляд неотрывно следил за Гэм. Неожиданно он встал.

— Поздно уже, лейтенант Браун. Я, пожалуй, пойду, заодно подышу прохладным воздухом.

Гэм улыбнулась.

— Вы угадали мое желание. Будьте добры, проводите меня, наверное, так надежнее… — И, не давая лейтенанту раскрыть рот, она пожелала ему доброй ночи.

Лейтенант надолго склонился к ее руке. Врач наблюдал за этой сценой с насмешливым волнением.

Они молча шли рядом. Ярко светила луна, и залитый тусклым серебром ландшафт казался зыбкой волшебной грезой, парящей средь черных теней. Но вот наконец и дом шотландца, с ярко освещенными окнами, огромный, точно судьба, точно конец.

Дверь гаража распахнута настежь — автомобиля нет. Шотландец прямо-таки величественным жестом указал на зияющий пустотой гараж и чуть ли не покорно отворил перед Гэм дверь своего бунгало. Она вошла внутрь, звука шагов не слышно, он словно тонул в мягкой вате. Врач вошел следом, громко и возбужденно дыша. Гэм была уже почти у окна и тут только заметила, что в комнате находится Лавалетт. Он стоял, скрестив руки на груди, потом быстро шагнул к двери, прислонился к косяку, вскинул вверх никелированный ствол оружия.

— Простите сей романтический эффект, но в моем положении без него никак не обойтись. Ваш уговор нуждается в поправке, которую можно внести только таким способом. Я и в самом деле выстрелю, так что не шевелитесь.

Врач посерел лицом. Взгляд забегал. Белки глаз призрачно светились на сером лице. Рот свело судорогой. Губы лепетали что-то бессвязное. Потом по всему телу прошла конвульсивная дрожь. Хрипя от ярости, он ринулся было вперед, но тотчас пошатнулся. Лавалетт легонько толкнул его — и он рухнул на пол. Лавалетт быстро связал ему руки и ноги, сунул в зубы кляп.

— К сожалению, без этого нельзя, — спокойно сказал он, — ведь я уже имел случай узнать ваши замашки. Вы знаете, мне необходим час форы, у лейтенанта автомобиль потяжелее вашего.

Он тронул Гэм, которая стояла оцепенев.

— Ты еще здесь… — пролепетала она.

Лавалетт потянул ее за собой, на улицу. Они бежали по тропинкам, спешили на край деревни. По серебряному диску луны скользили облака, кругом была неизвестность, волнующее приключение, полное ветра, и ночи, и аромата свободы. Словно мощная опора, темнел на фоне черноватого сумрака лунного ландшафта силуэт автомобиля.