Онлайн книга «Дети заката»
|
На подлёте к скитам на Соболёвке увидел небольшое задымление над борами, не тронутыми леспромхозами. Уже по переговорному передал командиру опуститься до пятисот метров. Проходя над каменными вершинами холма, увидел на чистой луговине костры и людей в светлых одеждах. — Что за хрень? Откуда здесь люди? Да ещё столько! А ну давай-ка ещё ниже пройди над поляной, покрутись. Надо узнать, что за народ и что они тут делают. Командиру не надо было повторять дважды. Он резко отдал штурвал от себя, и старенький Ан-2, трепеща крыльями, пошёл вниз и стал делать правый разворот над поляной, дав возможность летнабу осматривать её в боковое остекление кабины. Стояли шалаши, горели костры. Люди были и у реки, и на поляне. Бегали, глядя в небо, дети. Кто-то пытался спрятаться в траве и небольшом кустарнике по-над речкой. Стояла всего одна моторная лодка и больше никакого транспорта. — Слышь, командир, не ваши ли вертолётчики постарались, привезли сюда этих туристов? Хотя сколько вертолётов надо! Нет, тут что-то не так. Поднимись теперь повыше, только не уходи в сторону, кружи… «Орех», «орех», я борт 1747. Наблюдаю большое скопление людей в нежилом скиту, человек пятьдесят, а может, и больше. Передаю координаты и удаление… Может, высадить группу?… Нет, пожары не обнаружены… Вас понял, ложимся на курс, идём с осмотром территории… Всё, поехали дальше: сказали рапорт написать на базе. Потемну у ворот заурчала машина, по звуку Леший узнал своего «Жигулёнка». Коля въехал во двор, освещая сарай и рубленый гараж, и остановился, потушив фары. «Ну, вот наконец и приехали», — подумал Дмитрий, закрывая ворота на крепкий засов. — Проходите в дом, уже заждался. Да и стол уже давно накрыт, так что всех прошу к столу. — Подожди, Леший… Я опять ничего не понял — а как же мужики? — Придут, наверное, на рассвете, — обронила Ведея. — Я указала путь. — Обернулась к Колесникову: — Душа болит, что воина узнают… — Но как придут, там охрана и решётки? — Для нас решёток нет, мы в рабстве никогда не жили. Заря их принесёт сюда… Тебя начнут искать, за интерес, что проявил… — Ну это ерунда! — Колесников хохотнул. — Там в чудеса не верят. Правда, мечи, наверное, уже не вернуть… Не музей же брать, да и сигнализация там везде. Да ладно, мы их сами вооружим! — Сам-то понял, что сказал? Против кого вооружим, против своих? Эх, Николай, это тебе не Чечня. Тебя же первого отправят — на твоём же всё участке. И не дай бог, стрелять заставят. Леший видел, как после слов его поменялось лицо участкового. Оно стало серьёзным и мрачным. Глаза перестали смеяться при одном только упоминании о войне. Нет, не память о ранении, просто много он грязи повидал и крови, и своей, и чужой. После срочной ему всё чудилась на руках кровь его друга, которого вытаскивал из-под обстрела. Помнил, как тот хрипел, вцепившись в него окровавленными холодеющими пальцами, чтобы не бросал его живым. Не хотел в плен попадать, не хотел, чтобы глумились над раненым, потому как постоять за себя не сможет — силы уходят, не видит ничего. Только Николай и мёртвого им его не отдал, тащил да огрызался последними патронами, оставив два в пустом запасном магазине, для себя и для друга. Когда же десант с «восьмёрки» высадился, понял, что друга-то больше нет: мешком на нём обвис, только пальцы зажали камуфляж, еле мужики разжали. Был ли страх на лице друга? Нет, не было, так как и лица-то почти не было — кровавое месиво. Когда глаза, залитые кровью, закрывал, кровь ещё не остыла и будто впиталась в ладони Николая, проникла через кожу и смешалась с его кровью. Но не грела его она, а жгла, вызывала злобу и желание отомстить. Дико орал он тогда и молотил каменную землю кулаками, порывался уже не уходить, а догонять эту банду… После реабилитации понемногу пришёл в себя. Только привычка осталась на ладони смотреть, будто кровь друга так и осталась. Вину почему-то чувствовал, что не смог вытащить живого… А послать его, конечно, пошлют. Вон ориентировку дали женщину искать, даже фоторобот составили. А за что её искать, коли вины на ней нет? Времена… — Ты что, Николай, стоишь? Пошли в дом, нас же ждут. — Нет, я домой пойду. Жена подозревать начнёт, что не просто мы с тобой здесь чаи гоняем. Про Невзора-то уже известно, что ты его приютил. Не хочу, чтобы про Ведею знала — ревнивая она у меня… Закрыв калитку за участковым, Леший подошёл к дому. Ведея сидела на крыльце и грустно смотрела на него. — Наделали мы вам забот… — Разве это заботы? Тяжелее другое — это ждать тебя. Не вошла бы ты в мою жизнь, я был бы просто Лешим, пропадал бы в лесу и ничего бы не знал. Было бы проще. Только теперь я понимаю, что изменила ты мою жизнь! Другая она теперь будет… Чувствую! Словно глаза открыл! До тебя-то, как вслепую ходил. Натыкался на всё, синяки да шишки себе садил. По-другому всё стало. Ведея провела ладонью по его волосам: — Утром братья придут. Только знаю, не нужно ждать Сохатого — пока он приедет! Нужно отправить братьев к отцу, они там сейчас нужнее. А здесь они другой ночи ждать не будут, своё оружие пойдут выручать. А там их перебьют, так как они не остановятся ни перед чем. Для них закон — только слово Невзора, а его нет здесь. Дорога есть туда, чтобы без лодки обойтись? — Есть, правда, по ней только пешком пройти можно. — Расстояние не беда, они в лесу, как и ты, — дома. А то и так уже порядком нашумели в селе… Я должна остаться с тобой до той поры, пока волхв не придёт с князем. — Как с князем? — С ним. Он встал на путь искупления… — Давно ли? И что же он хочет искупить? — Давно, уже тысячу лет он носит косу, чтобы вернуть. — Но… — Но прежде должен вернуть своего брата в род. Он в вашем мире, с замерзшей памятью о прошлом. — Но как же он здесь жил? И жив ли он? — Он жив. Он в вашем мире стал ребёнком по воле чёрных колдунов. Но он рождён был у нас воином, и здесь он тоже воином стал. А кто — сказать тебе не смею, узнаешь сам… — Зачем же нужен он вам? Пусть живёт, где ему хочется, раз он предал вас. — Он выбран был родами, и путь ему был дан Даждьбогом! — Как всё запутано, Ведея! Наверное, я не смогу понять… — Ты разведи костёр… Он всё расскажет. И я хочу сидеть с тобою у огня… У реки куковала одинокая поздняя кукушка. Уже Ильин день прошёл, а она знай себе кукует, всё, видно, лето да вёсну вспоминает. Знать, осень будет сухая да долгая, не скоро ветра подуют холодные, с дождями да слякотью. Спит дом Дмитрия — Лешего. Только у беседки горит небольшой костёр, освещая зелёный кедровник и две склонившиеся друг к другу фигуры. Тишина. Никто ни о чём не говорит. Смотрят в огонь мужчина и женщина, заворожённые игрой пламени. И будто время остановилось для них. Нет прошлого, нет настоящего, нет будущего. Они слились с природой, слились с её дыханием и сами стали частью этой природы. |