Книга Кандидат от партии смерти, страница 8 – Алексей Макеев

— А чеченцев в городе не наблюдается?

— Скажу тебе по совести, — Завадский хмыкнул, — наблюдаются. Много чеченцев. На приличный отряд наберется. Но чеченцев брать нельзя, они ни в чем не виноваты. Зачем обижать хороших людей?

Максимов ускоренно соображал. Второго шанса не будет. Зачем ходить за помощью к полиции, если полиция сама пришла?

— Послушай, Коля, — Максимов помялся, — и долго ты намерен эти грибы собирать?

Завадский посмотрел на часы.

— Да, пожалуй, что и хватит. Полны лукошки. Ты по делу в этих краях?

— Работаю, Коля. К тебе приходила Анна Николаевна Шабалина, не вздумай отрицать. У нее сын пропал.

Завадский как-то по-девчоночьи смутился. Одернул пуховик.

— Ну, была такая… Неугомонная тетушка. Весь отдел на уши поставила… Да сочувствую я ей, куда деваться? Но когда искать, согласись, Константин? Работы — во! — Костлявая пятерня окольцевала горло. — Не я же ее придумал, эту работу.

— Бомжей скирдовать, согласен, — фыркнул Максимов, — а потом выпускать по одному. Несчастные вы люди. Помоги мне, Коля? Пара адресов: один — здесь, другой — на проспекте, за Домом книги. Я на машине — за час управимся. А с меня при случае — «Хеннесси».

Завадский задумчиво почесал шевелюру.

— А «при случае» — это когда?

— Решай сам. Работаю до шести.

— Ладно, жди. Машину отпущу.

Неплохое прикрытие — знакомый и почти что дружественно настроенный мент. У него — права и корки, а у Максимова — только дырки в заборе, то есть в законе.

Вернулся Завадский, беззаботно насвистывая. «Уазик» обогнул просевший черный сугроб и резво выбежал на магистраль.

— Предыстория долгая?

— Садись, покурим. — Максимов выудил пачку.

Стены лифта расписали густо и узорчато. Словно так и надо. Похоже, на престиж дома и его обитателей местным детишкам глубоко наплевать.

— Пуховик расстегни, Коля, — посоветовал Максимов. — Жарко, и форму не видно.

— Может, еще и ствол достать? — ощерился Завадский. Но «молнией» противно скрипнул. — Куда едем, Константин?

— Некий Бурмин Александр Сергеевич. Тридцать первая квартира. Восемнадцать лет, студент. Филиал… чего-то московского, не помню. Платное обучение.

— Экономики, культуры и нравов, — пошутил Завадский. — Выходи, Константин, станция. Я буду «тупой прапор». А ты…

— Майор? — ухмыльнулся Максимов.

— Да хоть маршал. Выметайся.

Двери лифта открывались почти автоматически. На площадке грохотала музыка, смикшированная при активном содействии отбойного молотка.

Завадский с любопытством приложил ухо к нужной двери, испуганно отдернул, когда к реву отбойного молотка присоединилась дурная выпь. Поковырял ушную раковину.

— Ни хрена себе… Звони, Константин, расслабляется твой отрок.

После третьего звонка загремели стальные запоры, распахнулась дверь, и кудрявый юноша в гавайских трусах храбро начал:

— Какого хре… — разглядел под носом форму, но по инерции завершил, — …на?..

— Уголовный розыск. — Завадский водрузил парню под нос удостоверение и, тесня в глубь просторной прихожей, продолжал беседу: — Бурмин Александр Сергеевич?

— Чё? — соорудил несчастную физиономию отрок.

— Музыку приглушите, молодой человек, — мягко посоветовал Завадский.

— Чё? — не понял отрок, натыкаясь на косяк из красного дерева. То ли и впрямь не слышал (под такой грохот — пулемет не услышишь), то ли соображал о предпочтении той или иной линии поведения.

— Музыку выруби, Пушкин недоделанный!!! — заорал Завадский, толкнул юношу в сторону источника звука. Пацан влетел в комнату. Максимов недовольно поморщился, обращая взор к потолочным панелям. Надо же так расписать — будто храм католический. В комнате между тем что-то стукнуло, брякнуло, упало, видимо, на диван, протестующе взвизгнуло, щелчок, и оркестр заткнулся.

Он выждал пару минут, давая «тупому прапору» сотворить задел. Потом вошел в просторную «детскую», изрядно нервничая. Понятно, что родителей дома нет — кто такой концерт выдержит? — но не легче. Парень явно неуравновешен, с закидонами — он эту публику по глазам определяет (психических заболеваний нет — просто дурак). Упрется отрок, накатают с предками жалобу — у Завадского будут неприятности, а у Максимова — в квадрате.

Но бывший коллега, невзирая на «определенные» недостатки, дело знал. Развалившись в потертом кожаном кресле, капитан излучал иронию и доходчиво объяснял присмиревшему Бурмину А. С. сложившуюся ситуацию:

— …Дело, браток, под неусыпным контролем — если знаешь, конечно, такое слово. Нужны дополнительные неприятности? Организуем. Давай-ка быстро, четко и ни грамма вранья — на дискотеке в «Розовой черепахе» 15-го был?

Насколько складывалось впечатление, врать с три короба Бурмину причин не было. Не похож на похитителя друга. Но что-то парня напрягало — безусловно. При упоминании «Розовой черепахи» изнеженное личико как-то разом дернулось и загуляло серыми пятнами. Завадский украдкой покосился на Максимова — наблюдаешь, сыщик?

— А я помню? — пробормотал Бурмин.

— Вспомним, — хищно осклабился Завадский. — Ну-ка, что это у нас? — Потрясающий нюх у капитана: потянулся, не вставая с кресла, к хромированной этажерке, уронив парочку компактов, и вытянул из-за стопки дисков коробочку с бледно-зеленой плотной субстанцией в форме куска мела. Отрок позеленел. Забавно наблюдать за пертурбациями человеческого лица.

Завадский понюхал находку, с удовольствием облизнулся. Подмигнул напарнику.

— А ордер у вас есть? — жалобно пролепетал допрашиваемый.

— А зачем нам ордер, птенчик? Позовем соседей — они тебя не очень любят, верно? Оформим «пластилин», грамм сто пятьдесят точно будет, и двести двадцать восьмая готова — а это, чтобы ты знал, до трех. Трешник на зоне ты не вытянешь, не пыжься, но это ладно. С друзьями делился? А как же. Уже часть вторая — до семи. А если друзей потрясти — курили ведь у тебя, скажешь, нет? Получается притон, увесистая статья. Где у тебя бумага?

Завадский подскочил, освободил принтер от стопки глянцевых журналов, выдернул несколько листов и кивнул Максимову — вступайте, коллега.

— Александр Сергеевич, — мягко, но внушительно вступил Максимов, — расскажите нам о дискотеке 15 апреля в клубе «Розовая черепаха».

— А чего рассказывать? — нервно дернул плечами свидетель. — Двести за вход. Ну, прыгали. Танцы какие-никакие. Ластами стучали. За пивом бегали…

— Все за «Сибирскую корону»? — уточнил Завадский, не отрываясь от писанины. Максимову очень хотелось спросить, чего он там пишет, а главное — зачем?!

— Шаба со Стрелкой пришли часов в девять… Или в десять. Не помню. Мы как раз из-за стола встали — размяться на скачке… — Бурмин перехватил взгляд Максимова, уточнил: — Димка Шабалин и Светка… как ее?.. Стрельченко. Потряслись, пару миксеров выдули, потрепались… — Странное дело, уловив, что «гостей» интересует только пропащий, отрок как-то воспрянул духом: — Шаба матюкался на препода по начерталке — тройбан поставил ни за что… Стрелка поддакивала — ей тоже просто так трояк вкатили.