
Онлайн книга «Обретение мудрости»
Ннанджи что-то неразборчиво пробормотал в ответ. — Катанджи понял это, старик? — спросил Уолли. — Возможно, не сразу, — признал Хонакура. — Но я все ему объяснил. — Ты испортил моего подопечного, ты… — Спокойно, Ннанджи! — сказал Уолли. — Он прав. Похоже, никакой закон не был нарушен. Кто может запретить воину носить полосу раба? Однако одно меня все-таки беспокоит… — Честь! Дверь распахнулась, и вбежал юный Матарро, с большими, словно шпигаты «Сапфира», глазами. — Он ходил в башню, милорд! — Он… что? Мальчишка отчаянно кивнул. — Он был в башне у колдунов! Лаэ говорит, он столько всего там видел! И новичок Матарро снова исчез, вернувшись к своим обязанностям. «Сапфир» отходил от причала. «От другого — ум возьмешь». Уолли повернулся к Ннанджи — и даже Ннанджи был ошеломлен. — Адепт, поздравляю: твой подопечный продемонстрировал достойную подражания отвагу! Не было высшей похвалы, которую мог воздать один воин другому, поскольку среди воинов считалось, что отваге и чести можно научиться лишь на примере других. Ннанджи несколько раз молча открыл и закрыл рот. Затем его принципиальность и гнев взяли верх. — Оправдывает ли отвага сама по себе бесчестие, милорд брат? — Я не вижу никакого бесчестия! Он еще не может служить Богине своим мечом. Он пытается служить Ей всеми средствами, на какие способен. Я восхищен его самоотверженностью. Я аплодирую его героизму. Ннанджи несколько раз глубоко вздохнул, с видимым усилием успокаиваясь. Он неуверенно улыбнулся. — Что ж, я полагаю, он храбрый маленький дьяволенок… — Он хочет стать достойным своего наставника. Лицо Ннанджи снова покраснело. Он что-то пробормотал и отвернулся. Уолли и Хонакура улыбнулись друг другу. Но теперь пора было подумать о восстановительных работах. Отношения внутри команды понесли существенный ущерб. — Скажи мне, подопечный! — сказал Уолли. — Не велел ли ты ему держаться подальше от девушек? Ннанджи снова повернулся к нему с удивленным видом. — Ну да! Но, конечно… — он пожал плечами. — Конечно — что? Ннанджи ухмыльнулся. — Конечно, он знал, что я вовсе не имею этого в виду. Ни один воин не воспримет подобный приказ всерьез, милорд брат! — Зато я имел в виду! Я воспринял это всерьез! Ннанджи, казалось, был озадачен. — Почему? Воин? Это же честь… — Моряки могут так не считать! — Что ж, придется! «Боги, дайте мне силы!» — подумал Уолли. Каким-то образом Ннанджи удавалось сочетать пуританскую этику с моралью уличного кота. — Я говорил тебе, мы не свободные меченосцы. Даже если бы мы ими были… Дверь снова распахнулась, на этот раз пропустив Томияно. Он подошел прямо к Ннанджи и протянул руку. Томияно улыбался? — Ты должен гордиться своим братом, адепт! — сказал он. — Он побывал в башне! Ннанджи нерешительно пожал ему руку, а затем изобразил саму скромность. — Это был его долг, моряк. — Может быть, но это потребовало немалой смелости… «Сапфир» выходил на середину Реки. Новости о подвиге Катанджи разлетелись по кораблю, словно стая чаек. В его отсутствие мужчины, женщины и дети толпой ввалились в рубку, поздравляя вместо него Ннанджи. Он начал надуваться, словно индюк. Уолли и Хонакура снова обменялись улыбками. Затем появился Малоли, и внезапно наступила напряженная тишина. — Адепт, — пробормотал он, — прошу прощения за все, что я говорил раньше… Мы все гордимся твоим братом. Мы рады, что Дива… смогла ему помочь. Он отважный парень — и человек чести! — Конечно! — Ннанджи бросил самодовольный взгляд на Уолли — мол, а я что говорил? — Он оказал хорошее влияние на Диву, мы уверены, — сказала Фала. — Теперь мы понимаем, почему он оказался в ее каюте, и мы рады, что она смогла оказать ему услугу. Ннанджи с трудом сохранял беспристрастное выражение. — Естественно, он знает, что истинный воин должен оказывать честь женщине. — Естественно, — неуверенно сказала Фала и покраснела. Уолли сдался. Не все из них говорили об одном и том же виде чести, но он подозревал, что все они знают, что имеют в виду — а он был здесь чужим. Кто сможет теперь хоть в чем-то проявить недовольство Катанджи? — К вечеру дождь прекратился, и Катанджи к ужину появился на палубе. Он все еще нетвердо держался на ногах, и с трудом мог идти, но являл собой совершенный образец Юного Героя. Уолли и Ннанджи, получив разрешение Томияно обнажить мечи на борту, отдали ему Салют Герою. Он широко улыбнулся и крепко обнял Диву за талию. Однако их отношения с командой все же понесли определенный ущерб. Брота многозначительно заявила, что Тау — это предел их путешествию. «Сапфир» продолжит свой путь до Ча, чтобы выгрузить мрамор, но не дальше. Если лорд Шонсу не сможет набрать себе воинов в Тау, ему придется вернуться обратно в Каср. Затем семья вернется к своей обычной торговле, вероятно, между Дри и Касром. Они утверждали, что их обязательства перед Богиней выполнены. Согласна ли с этим богиня, конечно, могло показать лишь время. — Вернулась хорошая погода, и Река текла теперь с востока. Горы Реги-Вул лежали на юге. В течение нескольких дней Уолли и Хонакура извлекали информацию из Катанджи, слой за слоем, словно очищая луковицу. Ннанджи сидел рядом в качестве секретаря и регистрировал все это в своей памяти. Катанджи старался помочь, чем мог. К его наблюдательности нельзя было придраться, и даже под гнетом надвигающейся опасности он продолжал смотреть и запоминать. Однако все, что он видел, проходило через фильтр его собственного опыта, прежде чем могло быть сказано, и через фильтр опыта Уолли, прежде чем могло быть им понято. Где-то на этом пути факты превращались в предположения. Колдуны были явно не всемогущи. Их определенно можно было одурачить, и это было самым важным. Но золотые шары? Перья в серебряных держателях? Уолли начало казаться, что он разглядывает сумасшедший дом сквозь кривое стекло. Что было результатом кипучей деятельности в башне? Что толклось в ступе — приманка для демонов? Что находилось в чане? Сколько существовало разновидностей молний, и почему огненных демонов вызывали только в Ове? Как он жалел, что Катанджи не мог взять с собой в опасную экспедицию внутрь башни фотоаппарат! Что имели колдуны против кожевников и красильщиков? Что в их поведении действительно имело смысл, а что было лишь обычным знахарством? Некоторые вещи были столь же бессмысленны и нелогичны, как средневековая алхимия, или пристрастие Хонакуры к священному числу семь, и чем больше Уолли узнавал, тем меньше, казалось, было в этом смысла. |