
Онлайн книга «Три товарища»
Кестер не отвечал. Мы продолжали молча сидеть рядом. О чем мы еще могли говорить? Мы слишком многое испытали вместе, чтобы стараться утешать друг друга. — Она не должна ничего замечать, Робби, — сказал наконец Кестер. — Разумеется, — отвечал я. Я ни о чем не думал; я даже не чувствовал отчаяния, я совершенно отупел. Всё во мне было серым и мертвым. Мы сидели, ожидая Пат. — Вот она, — сказал Кестер. — Да, — сказал я и встал. — Алло? — Пат подошла к нам. Она слегка пошатывалась и смеялась. — Я немного пьяна. От солнца. Каждый раз, как полежу на солнце, я качаюсь, точно старый моряк. Я поглядел на нее, и вдруг все изменилось. Я не верил больше врачу; я верил в чудо. Она была здесь, она жила, она стояла рядом со мной и смеялась, — перед этим отступало всё остальное. — Какие у вас физиономии! — сказала Пат. — Городские физиономии, которые здесь совсем неуместны, — ответил Кестер. — Мы никак не можем привыкнуть к солнцу. Она засмеялась. — У меня сегодня хороший день. Нет температуры, и мне разрешили выходить. Пойдем в деревню и выпьем аперитив. — Разумеется. — Пошли. — А не поехать ли нам в санях? — спросил Кестер. — Я достаточно окрепла, — сказала Пат. — Я это знаю, — ответил Кестер. — Но я еще никогда в жизни не ездил в санях. Мне бы хотелось попробовать. Мы подозвали извозчика и поехали вниз по спиральной горной дороге, в деревню. Мы остановились перед кафе с маленькой, залитой солнцем террасой. Там сидело много людей, и среди них я узнал некоторых обитателей санатория. Итальянец из бара был тоже здесь. Его звали Антонио, он подошел к нашему столу, чтобы поздороваться с Пат. Он рассказал, как несколько шутников прошлой ночью перетащили одного спавшего пациента вместе с кроватью из его палаты в палату одной дряхлой учительницы. — Зачем они это сделали? — спросил я. — Он уже выздоровел и в ближайшие дни уезжает, — ответил Антонио. — В этих случаях здесь всегда устраивают такие штуки. — Это пресловутый юмор висельников, которым пробавляются остающиеся, — добавила Пат. — Да, здесь впадают в детство, — заметил Антонио извиняющимся тоном. "Выздоровел, — подумал я. — Вот кто-то выздоровел и уезжает обратно". — Что бы ты хотела выпить, Пат? — спросил я. — Рюмку мартини, сухого мартини. Включили радио. Венские вальсы. Они взвивались в теплом солнечном воздухе, словно полотнища легких светлых знамен. Кельнер принес нам мартини. Рюмки были холодными, они искрились росинками в лучах солнца. — Хорошо вот так посидеть, не правда ли? — спросила Пат. — Великолепно, — ответил я. — Но иногда это бывает невыносимо, — сказала она. * * * Мы остались до обеда. Пат очень хотела этого. Всё последнее время она вынуждена была оставаться в санатории и сегодня впервые вышла. Она сказала, что почувствует себя вдвойне здоровой, если сможет пообедать в деревне. Антонио обедал с нами. Потом мы опять поехали на гору, и Пат ушла к себе в комнату. Ей полагалось два часа полежать. Мы с Кестером выкатили «Карла» из гаража и осмотрели его. Нужно было сменить две сломанные рессорные пластины. У владельца гаража были инструменты, и мы принялись за работу. Потом мы подлили масла и смазали шасси. Покончив со всем этим, мы выкатили его наружу. Он стоял на снегу, забрызганный грязью, с обвисшими крыльями — лопоухий. — Может, помоем его? — спросил я. — Нет, в дороге нельзя, он этого не любит, — сказал Кестер. Подошла Пат. Она выспалась и посвежела. Собака кружилась у ее ног. — Билли! — окликнул я. Пес замер, но глядел не слишком дружелюбно. Он не узнал меня. И очень смутился, когда Пат указала ему на меня. — Ладно, — сказал я. — Слава богу, что у людей память лучше. Где же это он был вчера? Пат засмеялась: — Он всё время пролежал под кроватью. Он очень ревнует, когда ко мне кто-нибудь приходит. И всегда от раздражения куда-нибудь прячется. — Ты отлично выглядишь, — сказал я. Она посмотрела на меня счастливым взглядом. Потом подошла к "Карлу": — Мне бы хотелось опять разок посидеть здесь и немножко прокатиться. — Конечно, — сказал я. — Как ты думаешь, Отто? — Само собой разумеется. Ведь на вас теплое пальто. Да и у нас здесь достаточно шарфов и одеял. Пат села впереди, рядим с Кестером. «Карл» взревел. Выхлопные газы сине-белыми облачками заклубились в холодном воздухе. Мотор еще не прогрелся. Цепи, грохоча, начали медленно перемалывать снег. «Карл» пополз, фыркая, громыхая и ворча, вниз в деревню, вдоль главной улицы, словно поджарый волк, растерявшийся от конского топота и звона бубенцов. Мы выбрались из деревни. Уже вечерело, и снежные поля мерцали в красноватых отсветах заходящего солнца. Несколько сараев на откосе были почти до самых крыш в снегу. Словно маленькие запятые, вниз, в долину, уносились последние лыжники. Они проскальзывали по красному диску солнца, которое вновь показалось из-за откоса — огромный круг тускнеющего жара. — Вы вчера здесь проезжали? — спросила Пат. — Да. Машина забралась па гребень первого подъема. Кестер остановился. Отсюда открывался изумительный величественный вид. Когда накануне мы с грохотом пробирались сквозь стеклянный синий вечер, мы ничего этого не заметили. Тогда мы следили только за дорогой. Там за откосами открывалась неровная долина. Дальние вершины остро и четко выступали на бледно-зеленом небе. Они отсвечивали золотом. Золотые пятна словно пыльцой покрывали снежные склоны у самых вершин. Пурпурно-белые откосы с каждым мгновением становились всё ярче, всё торжественнее, всё больше сгущались синие тени. Солнце стояло между двумя мерцающими вершинами, и вся широкая долина, с ее холмами и откосами, словно выстроилась для могучего безмолвного парада, который принимал уходящий властелин. Фиолетовая лента дороги извивалась вокруг холмов, то исчезая, то возникая вновь, темнея на поворотах, минуя деревни, и затем, выпрямившись, устремлялась к перевалу на горизонте. — Так далеко за деревней я еще ни разу не была, — сказала Пат. — Ведь эта дорога ведет к нам домой? — Да. Она молча глядела вниз. Потом вышла из машины и, прикрывая глаза ладонью, как щитком, смотрела на север, словно различала там башни города. — Это далеко отсюда? — спросила она. — Да так с тысячу километров. В мае мы туда отправимся. Отто приедет за нами. — В мае, — повторила она. — Боже мой, в мае! |