
Онлайн книга «Триумфальная арка»
Девушки сдвинули плетеные кресла вокруг мраморных столиков и осторожно уселись. Оправив свои вечерние платья, они вдруг преобразились в будущих посетительниц кафе Роланды. – Мадам Роланда, дайте нам, пожалуйста, три чашки чаю с английским бисквитом, – сказала Дэзи, хрупкая блондинка, пользовавшаяся особенным успехом у женатых мужчин. – Семь франков восемьдесят. – Роланда нажала на клавиши. Касса сработала. – Сожалею, но английский бисквит очень дорог. Кобыла сидела за другим столиком. После напряженного раздумья она взглянула на Роланду. – Две бутылки «поммери», – торжествующе произнесла она. Маргарита любила Роланду и хотела сделать ей приятное. – Девяносто франков. У нас очень хороший «поммери». – И четыре рюмки коньяка! – фыркнула Кобыла. – Сегодня у меня день рождения. – Четыре франка сорок. Касса снова затрещала. – И четыре кофе с безе. – Три франка шестьдесят. Кобыла с восторгом посмотрела на Роланду. Больше она ничего не могла придумать. Девушки сгрудились вокруг кассы. – На сколько же вы сейчас наторговали, мадам Роланда? Роланда показала чеки. – На сто пять франков восемьдесят сантимов. – А чистый доход? – Франков тридцать. Главным образом за счет шампанского. Только на нем и можно заработать. – Неплохо! – откликнулась Кобыла. – Даже очень хорошо! Пусть вам всегда везет, как сегодня. Роланда вернулась к Равику. Глаза ее сияли, как могут сиять лишь глаза любовников и удачливых коммерсантов. – Прощай, Равик. Не забудь, о чем я тебе говорила. – Не забуду. Прощай, Роланда… Она удалилась, сильная, статная, с ясной головой – будущее было для нее просто, а жизнь хороша. Равик сидел вместе с Морозовым перед рестораном «Фуке». Девять часов вечера, все столики на террасе были заняты. Где-то вдали за Триумфальной аркой белым, холодным светом горели два фонаря. – Крысы бегут из Парижа, – сказал Морозов. – В «Энтернасьонале» пустуют три номера. Такого не бывало с тридцать третьего года. – Их скоро займут другие беженцы. – Какие же?.. – Французы, – сказал Равик. – Из пограничных районов. Как в прошлую войну. Морозов поднял рюмку и увидел, что она пуста. Он подозвал кельнера. – Еще графин «пуйи»… Что же будет с тобой, Равик?.. – Ты хочешь, чтобы и я на манер крысы?.. – Вот именно. – Нынче и крысам нужны паспорта. И визы. Морозов укоризненно посмотрел на него. – А разве до сих пор они у тебя были? И все-таки ты жил в Вене, в Цюрихе, в Испании и в Париже. Но теперь тебе пора исчезнуть. – Куда? – спросил Равик, он взял графин, принесенный кельнером, и налил в холодную, запотевшую рюмку легкого вина. – Может быть, в Италию? Там меня поджидает гестапо. На самой границе… В Испанию? Там фалангисты. – В Швейцарию. – Швейцария слишком мала. В Швейцарии я был трижды. Всякий раз полиция через неделю задерживала меня и высылала обратно во Францию. – Ну, а если в Англию? Поедешь из Бельгии зайцем. – Ничего не выйдет. Поймают в порту и отправят обратно в Бельгию. А Бельгия – страна, противопоказанная эмигрантам. – В Америку тебе не попасть. Как насчет Мексики? – Беженцев там полным-полно. Да и пускают только тех, у кого есть хоть какое-то подобие документа. – А у тебя вообще ничего? – В тюрьмах, где я сидел под различными фамилиями за нелегальный переход границы, мне давали справки об освобождении. Сам понимаешь, это не лучшие документы. Я их тут же уничтожал. Морозов ничего не ответил. – Больше бежать некуда, старина, – сказал Равик. – Возможность бежать рано или поздно кончается. – Ты, конечно, знаешь, что тебя ждет, если начнется война? – Еще бы. Французский концлагерь. Он, безусловно, будет довольно скверным – ведь ничего не подготовлено. – А дальше что? Равик пожал плечами. – Стоит ли заглядывать так далеко вперед? – Хорошо. А подумал ли ты, что случится, когда заварится вся эта каша, а ты будешь сидеть в концлагере? Чего доброго, попадешь в лапы немцам! – Как и многие другие. Это вполне вероятно. А может быть, нас успеют вовремя выпустить. Кто знает? – Ну, а дальше что? Равик достал сигарету. – К чему весь этот разговор, Борис? Я не могу покинуть Францию. Для меня жить где-нибудь в другом месте либо опасно, либо невыносимо. Да я и сам больше не хочу никуда бежать. – Значит, ты никак не хочешь уезжать? – Не хочу. Я уже все обдумал. Не могу тебе это объяснить, да этого и не объяснишь. Просто не хочу уезжать. Морозов помолчал, разглядывая людей, сидевших за соседними столиками. – А вот Жоан, – вдруг сказал он. Она сидела с каким-то мужчиной довольно далеко от них, на террасе, выходившей на авеню Георга Пятого. – Ты его знаешь? – спросил Морозов. Равик всмотрелся. – Нет. – Похоже, она меняет их довольно часто. – Торопится жить, – равнодушно заметил Равик. – Как большинство из нас. Все задыхаются, боятся что-то упустить. – Это можно назвать и по-другому. – Да, конечно. Но суть дела не меняется. Беспокойство души, старина. Вот уже двадцать пять лет как человечество поражено этой болезнью. У же никто не верит, что можно спокойно состариться, живя на свои сбережения. Каждый чует запах гари и старается урвать от жизни все, что только может. К тебе, мудрому философу, это, конечно, не относится. Ты сторонник простых радостей. Морозов промолчал. – Жоан ничего не смыслит в шляпах, – сказал Равик. – Ты только посмотри, что она нахлобучила себе на голову! У нее вообще мало вкуса. В этом ее сила. Культура расслабляет человека. В конечном счете все сводится к удовлетворению самых примитивных жизненных потребностей. Ты сам – великолепное подтверждение этому. Морозов ухмыльнулся. – Оставь мне мои низменные утехи, ты – человек, витающий в облаках. Людям простого вкуса нравится очень многое. Они никогда не сидят с пустыми руками. В шестьдесят лет гоняться за любовью – значит быть идиотом и пытаться честно выиграть там, где другие играют краплеными картами. А в хорошем борделе я обретаю душевный покой. В доме, который я посещаю, есть шестнадцать молоденьких женщин. За небольшие деньги я там чувствую себя пашой. Меня осыпают ласками куда более искренними, чем те, по которым тоскует иной раб любви. Подчеркиваю: раб любви. |