Онлайн книга «Триумфальная арка»
|
– Акцент у вас не чешский, – сказал Фернан. – Ну и что же? – Вы немец, – торжествующе объявил Фернан. – И к тому же без паспорта. – Нет, я не немец, – ответил Равик. – Я марокканец, и у меня все французские паспорта, какие только есть на свете. – Мсье! – заорал Фернан. – Как вы смеете! Вы оскорбляете французскую колониальную империю! – Дело дрянь, – сказал один из рабочих. Лицо представителя строительной фирмы вытянулось так, словно он хотел отдать честь. – Будет тебе, Фернан… – Вы лжете! Вы не чех! Есть у вас паспорт или нет? Отвечайте! В человеке сидит крыса, подумал Равик. В человеке сидит крыса, которую никогда не утопить… Какое этому идиоту дело, есть ли у меня паспорт? Но крыса что-то учуяла и выползает из норы. – Отвечайте же! – рявкнул Фернан. Клочок бумаги! Все сводится к одному: есть ли у тебя этот клочок бумаги. Покажи его – и эта тварь тут же рассыплется в извинениях и с почетом проводит тебя, будь ты хоть трижды убийцей и бандитом, вырезавшим целую семью и ограбившим банк. В наши дни даже самого Христа, окажись он без паспорта, упрятали бы в тюрьму. Впрочем, он все равно не дожил бы до своих тридцати трех лет – его убили бы намного раньше. – Вы останетесь здесь, пока мы не установим вашу личность, – сказал Фернан. – Уж я об этом позабочусь. – Прекрасно, – сказал Равик. Фернан вышел, громко стуча каблуками. Второй чиновник рылся в бумагах. – Очень сожалею, мсье, – сказал он, помолчав. – Иной раз он просто как одержимый. – Ничего не попишешь. – Нам можно идти? – спросил один из рабочих. – Идите. – До свидания. – Он повернулся к Равику. – После мировой революции вам не понадобятся никакие паспорта. – Надо вам сказать, мсье, – заметил чиновник, – что отец Фернана был убит в прошлую войну. Оттого Фернан и ненавидит немцев. Чиновник растерянно глядел на Равика. Видимо, он уже обо всем догадался. – Крайне сожалею, мсье, что так получилось. Если б я был один… – Ничего не поделаешь. – Равик осмотрелся. – Разрешите мне позвонить, пока не вернулся этот Фернан? – Звоните. Телефон вон там на столе. Только поторопитесь. Равик объяснил Морозову по-немецки, что произошло, и попросил известить Вебера. – А Жоан? – спросил Морозов. Равик заколебался. – Не надо. Пока не надо. Скажи, что меня задержали, но через два-три дня все будет в порядке. Позаботься о ней. – Ладно, – ответил Морозов без особого восторга. – Ладно, Воцек. Едва Равик положил трубку, вошел Фернан. – А на каком языке вы говорили сейчас? – спросил он, ухмыляясь. – На чешском? – На эсперанто, – ответил Равик. Вебер пришел на другой день утром. – Какая мерзость, – сказал он, оглядывая камеру. – Во Франции пока еще сохранились настоящие тюрьмы, – ответил Равик. – Никакой гуманистической гнили. Добротный вонючий восемнадцатый век. – Черт знает что такое! – сказал Вебер. – Надо же было именно вам угодить сюда. – Не стоит делать людям добро. Это всегда выходит боком. Очевидно, я должен был спокойно смотреть, как женщина истекает кровью. Мы живем в железный век, Вебер. – В железобетонный. А эти типы разнюхали, что вы находитесь в Париже нелегально? – Разумеется. – И адрес узнали? – Конечно, нет. Не стану же я выдавать мой старый «Энтернасьональ». Хозяйку оштрафуют: ведь ее клиенты не зарегистрированы в полиции. А там – облава, сцапают с десяток людей. На сей раз я назвал отель «Ланкастер». Дорогой, роскошный, небольшой отель. Когда-то, очень давно, я там останавливался. – У вас новая фамилия? Воцек? – Владимир Воцек. – Равик усмехнулся. – Четвертая по счету. – Вот не везет так не везет. Что же делать, Равик? – Многого тут не сделаешь. Главное, чтобы полиция не пронюхала, что я уже не в первый раз во Франции. Иначе – шесть месяцев тюрьмы. – Черт побери! – Да, мир с каждым днем становится все более гуманным. Живи в опасности, говорил Ницше. Эмигранты так и делают. Поневоле, конечно. – А если полиция ничего не узнает? – Тогда дадут только две недели. А затем, конечно, вышлют. – А дальше что? – Снова вернусь. – И снова попадетесь? – Совершенно верно… Но на этот раз у меня все-таки была долгая передышка. Два года. Целая жизнь. – Надо что-то предпринять. Дальше так продолжаться не может. – Очень даже может. А что вы, собственно, могли бы сделать? Вебер задумался. – Дюран! – внезапно воскликнул он. – Дюран знает кучу людей, у него связи… – Он запнулся на полуслове. – Господи Боже! Вы же сами оперировали главного бонзу, от которого все зависит. Помните, того, с желчным пузырем? – Не я… Дюран… Вебер рассмеялся. – Я, конечно, и виду не подам, что знаю об этом. Но старик мог бы кое-что сделать. Я из него душу вытрясу. – Вы мало чего добьетесь. В последний раз я выжал из него две тысячи франков. Этого он мне так легко не забудет. – Еще как забудет, – сказал Вебер, совсем развеселившись. – Испугается: а вдруг вы расскажете обо всех его мнимых операциях? Вы же опе – рировали за него десятки раз. К тому же вы ему нужны! – Он легко найдет мне замену. Бино или какого-нибудь хирурга из беженцев. Долго искать не придется. Вебер пригладил усы. – Такой руки, как у вас, ему не найти… Во всяком случае, попробую поговорить с Дюраном. Сегодня же увижусь с ним. А здесь я могу вам чем-нибудь помочь? Как кормят? – Ужасно. Но надзиратель кое-что покупает мне. – Как с сигаретами? – Хватает. Правда, в тюрьме нет ванны, но тут вы мне ничем не поможете. Равик провел в тюрьме две недели. Вместе с ним в камере сидели еврей-водопроводчик, полуеврей-писатель и поляк. Водопроводчик тосковал по Берлину; писатель ненавидел этот город; поляку все было безразлично. Равик снабжал товарищей по камере сигаретами. Писатель рассказывал анекдоты. Водопроводчик был незаменим как специалист по борьбе с вонью, исходившей от унитаза. Через две недели за Равиком пришли. Сначала его повели к инспектору. Тот спросил, есть ли у него деньги. |