Онлайн книга «Триумфальная арка»
|
Жан исчез. – Не стоило его разочаровывать, Борис. – Ты прав, не стоило. Я только хотел показать тебе, что время, ставшее прошлым, утрачивает в сознании людей всякую реальность. Оно утешает, пугает и внушает безразличие. Поручика Бельского из Преображенского гвардейского полка я потерял из виду в Москве в 1917 году. Мы были друзьями. Он бежал на север через Финляндию. Мой путь лежал через Маньчжурию и Японию. Когда мы встретились с ним через восемь лет, мне казалось, что в последний раз я видел его в 1919 году в Харбине, а он утверждал, что это было в 1921 году в Хельсинки. Разница в два года… и в несколько тысяч километров. – Морозов разлил вино по рюмкам. – Ну а тебя тут все-таки узнают. Ты не почувствовал себя как на родине? Равик выпил. Вино было легким и холодным. – В Швейцарии я однажды оказался совсем близко от немецкой границы, – сказал он. – Прямо рукой подать, неподалеку от Базеля. Одна сторона шоссе швейцарская, другая – немецкая. Я стоял на швейцарской стороне и ел вишни. А косточки сплевывал в Германию. – И от этого ты почувствовал себя ближе к родине? – Нет. Никогда я не был так далек от нее. Морозов усмехнулся. – Понимаю. Как тебе жилось? – Как всегда. Но все стало гораздо труднее. Охрана границы усилена. Меня поймали один раз в Швейцарии, другой раз во Франции. – Почему ты не давал знать о себе? – Не знаю, что удалось разнюхать полиции. На них иной раз находит. Зачем подвергать опасности других? Ведь все наши алиби в конце концов не так уж безупречны. Лучше придерживаться старого солдатского правила: залечь и не шевелиться. А ты ждал писем? – Я-то не ждал. Равик посмотрел на него. – Письма, – сказал он. – Что письма? Какая от них польза? – Никакой. Равик достал из кармана пачку сигарет. – Странно, как все меняется в твое отсутствие. – Не выдумывай, – возразил Морозов. – Я вовсе не выдумываю. – Всегда хорошо там, где нас нет. Вернешься на старое место, и все тебе кажется другим. А потом принимает прежний вид. – Иной раз да, а иной раз и нет. – Ты выражаешься довольно туманно. Но хорошо, что ты так просто ко всему этому относишься. Сыграем в шахматы? Профессор, мой единственный достойный противник, умер. Леви уехал в Бразилию – ему там обещали место кельнера. Сегодняшняя жизнь несется чертовски быстро. Ни к чему не следует привыкать. – Верно, не следует. Морозов внимательно посмотрел на Равика. – Ты меня, кажется, не так понял. – И ты меня тоже. Не уйти ли нам из этой пальмовой могилы? Я не был здесь три месяца, но тут по-прежнему воняет кухней, пылью и страхом. Когда тебе надо быть в «Шехерезаде»? – Сегодня я вообще туда не пойду. У меня свободный вечер. – Вот и хорошо. – Равик едва заметно улыбнулся. – Вечер светской изысканности, вечер старой России и больших бокалов. – Пойдешь со мной? – Нет. Надо отдохнуть. Несколько ночей подРЯД почти не спал. Во всяком случае неспокойно. Давай уйдем отсюда и посидим где-нибудь еще часок. Давно этого со мной не было. – Как, снова «вуврэ»? – спросил Морозов. Они сидели за столиком перед кафе «Колизей». – Что с тобой, старина? Ведь вечер только начинается. Самое время пить водку. – Ты прав. И все-таки выпьем «вуврэ». Меня это вполне устроит. – Что с тобой? Возьми хотя бы коньяку. Равик отрицательно покачал головой. – По случаю приезда полагается в первый же вечер напиться до чертиков, – заявил Морозов. – Кому нужен этот героизм – трезво смотреть в лицо печальным теням прошлого? – Я вовсе не смотрю им в лицо, Борис. Я просто потихоньку радуюсь жизни. Равик видел, что Морозов не верит ему, но убеждать не хотелось. Он сидел за столиком у края тротуара, пил вино и спокойно глядел на вечернюю толпу. Пока он находился вне Парижа, все представлялось ясным и отчетливым. Теперь же все затуманилось, стало блеклым и вместе с тем красочным, все куда-то скользило, вызывая приятное головокружение, как у человека, который слишком быстро спустился с гор в долину и слышит все звуки, как сквозь вату. – Ты куда-нибудь заходил до того, как пришел в отель? – спросил Морозов. – Нет. – Вебер несколько раз справлялся о тебе. – Я позвоню ему. – Что-то ты мне не нравишься. Расскажи, что с тобой было. – Ничего особенного. Граница около Женевы охраняется очень строго. Пытался перейти сначала там, потом около Базеля. Оказалось не легче. В конце концов все же удалось. Простудился – ночь под открытым небом, снег, дождь. Но иначе было нельзя. Схватил воспаление легких. В Бель-форе один врач устроил меня в больницу. Втайне от персонала. Потом я десять дней жил у него дома. Надо будет выслать ему деньги. – Сейчас ты здоров? – Относительно. – Потому и водки не пьешь? Равик улыбнулся. – Зачем весь этот разговор? Я немного устал, мне надо снова привыкать ко всему. Это действительно так. Странно, как много думает человек, когда он в пути. И как мало, когда возвращается. Морозов протестующе поднял руку. – Равик, – сказал он отеческим тоном. – Ты разговариваешь с твоим отцом Борисом, знатоком человеческого сердца. Не виляй и спрашивай. Пусть все поскорее останется позади. – Хорошо. Где Жоан? – Не знаю. Уже несколько недель я ничего не знаю о ней. Даже не видел ее. – А до того? – Сначала она еще спрашивала о тебе. Потом перестала. – В «Шехерезаде» она больше не служит? – Нет. Вот уже пять недель как не поет у нас. Потом заходила раза два и больше не появлялась. – Ее нет в Париже? – Думаю, что нет. По крайней мере, так мне кажется. Иначе я встречал бы ее в «Шехерезаде». – Тебе известно, что она сейчас делает? – По-моему, снимается в каком-то фильме. Во всяком случае, так она сказала гардеробщице. В общем, сам понимаешь. Оправдание всегда найдется. Был бы предлог. – Предлог? – Вот именно, – угрюмо подтвердил Морозов. – А что же еще, Равик? Ты ждал другого? – Признаться, ждал. Морозов замолчал. – Ждать и знать – разные вещи, – заметил Равик. |