Книга Мой ангел Крысолов, страница 17 – Ольга Родионова

Во-вторых, Рада не хотела, чтобы все догадались, что она стерла ноги. Алиса опять скажет, что она неженка, а этот болван Кудряш станет насмешничать, а Жюли будет ревновать — все девочки вечно ревнуют, как мне это надоело, разве я виновата, что мальчики не могут находиться в моем обществе больше пяти минут, чтобы не начать приставать?.. Даже у Корабельника в глазах зажигаются острые искры, когда он на меня смотрит. А ведь Корабельник куда более холодный, чем я сама. Смешно: все называют Алису снегурочкой и ледышкой, а ведь она по сравнению со мной — вулкан огнедышащий!.. Как, все-таки, глупы и непонятливы все, даже отродья. Всегда путают внешнее с внутренним. У-у-у, ножки мои, ножки… Вот угораздило меня родиться аквой — у акв такая нежная кожа, я каждый камешек на дороге чувствую. И, между прочим, солнце уже высоко, обязательно обгорю, Корабельник мог бы и сделать привал, хотя бы вон там, у холма, под деревьями…

О, боже… Что это?..

Рада чуть отстала и смотрела по сторонам, именно поэтому она увидела это раньше всех.

Это поражало своей невероятной неуместностью. Неуместность вызывала ощущение запредельной жути, хотя ничего жуткого, вроде бы, Рада не видела: белый голубь стоял в стороне от дороги, за деревьями. Красивый белый почтарь, с пышным хвостом и гладкой изящной головкой, с розовым клювом и кроваво-красными бусинками глаз.

Вот только ростом он был с невысокое дерево.

Огромный глаз искоса рассматривал маленький отряд.

Рада споткнулась и села на землю — ноги вдруг отказались ее держать. Она не издала ни звука, но Подорожник в ту же секунду оказался рядом, заслонил ее собой и уже оглядывался по сторонам, ища опасность.

Он увидел голубя, у него вырвалось невнятное восклицание, и все отродья обернулись в тревоге. Исполинская птица не двигалась, только склоняла гладкую голову то к одному плечу, то к другому. Ее глазки вспыхивали рубиновым огнем.

— Что это, Учитель? — чуть дрогнувшим голосом спросил Кудряш, одной рукой инстинктивно притягивая к себе Жюли, другой прижимая к груди рыжего котенка. Котенок придушенно мяукнул, и птица шевельнулась и переступила огромной когтистой лапой — на земле осталась борозда.

Корабельник молчал, зато Петрушка, трясясь и цепляясь за куртку Подорожника, всхлипнул:

— Манга!.. Пропали мы… это Манга!

Внезапно от стаи отродий отделилась тонкая поникшая фигурка. Это был Лей.

После того, как Алиса вернула Умника, Лей совсем замолчал, — делал, что велят, шел, куда скажут, — казалось, спал на ходу. Отродья не пытались утешать его — Алиса сделала выбор; к тому же, Лей, как ни крути, был чужак, а Умник — свой… Что там творилось в душе чужака, никто даже не пытался задумываться — слишком много забот свалилось на приморскую стаю в эти дни.

Ни на кого не глядя, летун махнул длинными руками, поднялся в воздух и в следующую секунду уже был рядом с голубем. Никто так и не понял, что он собирался сделать — отвлечь?.. Прогнать?.. Голубь лениво отмахнулся исполинским крылом и смел его, как пушинку. Лей отлетел в сторону и упал в пыль, точно кукла. Чудовище, огласив окрестности нежным гуканьем, больше напоминающим громыхание грозы, занесло над ним розовый клюв…

— Птиц! — истерически крикнула Алиса. — Что ж ты смотришь? Отзови ее!..

Птичий Пастух, бледный, но решительный, уже ворковал по-голубиному, и в этом ворковании слышалась скорее мольба, чем приказ.

Голубь повернул к нему изящную точеную головку, в его рубиновых глазах явственно зажглась усмешка.

— Погоди, Птиц, — Жюли вдруг подняла свою маленькую руку. — Это не голубь… Это вообще не… знаете, это ведь отродье!

Исполинское существо посмотрело на нее внимательно, и вдруг заволоклось плотными клочьями белоснежного то ли дыма, то ли тумана. Отродья всматривались, напрягая глаза, но за этой завесой ничего не было видно — ни чудовищной птицы, ни лежащего в пыли Лея.

— Манга!.. — закричал Кудряш, напрягая связки. — Эй! Покажись!

Туман опустился и уполз по земле прочь, под корни деревьев — перед ними стояла женщина в длинном белом платье, худая, с распущенными почти до земли серебряными волосами. Склонив по-голубиному голову к одному плечу, она разглядывала стаю с каким-то странным выражением лица.

— Как тебя зовут? — спросил Корабельник спокойно.

Манга пристально посмотрела на него, медленно наклонилась, точно переломившись в поясе, и так, согнутая почти пополам, стала обходить вокруг, глядя через плечо. Ее глаза не отрывались от лица Корабельника. Тот поворачивался следом за ней, сохраняя видимое спокойствие. Женщина внезапно хихикнула и хрипловато произнесла:

— Цып-цып-цып… ангелочек мой! Красииивый… — выражение ее лица изменилось, она зарычала, как разъяренная львица. — Красииивый! Тот тоже был красивый…

Манга вскинула вверх худые руки с длинными пальцами, широкие рукава платья упали к плечам, обнажив сухие предплечья, покрытые изысканной вязью корчиневых татуировок. Ее облик изменился, теперь это была гигантская кошка с женской головой, искаженное лицо пылало, рубиновые глаза горели нечеловеческой злобой.

Стая невольно шарахнулась в стороны, оставив Учителя один на один с кошмарным созданием. Один лишь Лекарь бросил наземь узелок со своими драгоценными чашками и, подхватив с земли какой-то суковатый обломок ветки, встал плечом к плечу с Корабельником. Корабельник даже не шелохнулся, только властно поднял руку.

— Лежать, — сказал он таким голосом, что Петрушка затрясся, закатил глаза и лег.

— Мррр, — ответила женщина-кошка и повалилась в пыль. Она каталась по земле, игриво заметая хвостом, вскидывая лапы и извиваясь. По-прежнему не сводя глаз с лица Учителя, она подбиралась все ближе и ближе, сладкое мурлыканье становилось все громче.

Корабельник уверенно положил руку на ее голову и потрепал серебристую шерсть. Манга довольно зажмурилась.

— Лаааасковый, — сказала она тихо. — Лгун. Ласковый лгун, ты никого не любишь. Ангелочек. Ты никого не любишь и никому не достанешься. Мрррр…

Она свирепо рыкнула и, сверкнув глазами, одним скользящим движением оказалась на ногах. Ее лапа с выпущенными когтями взметнулась в воздух.

— Нет!.. Учитель! — отчаянно закричала Люция и бросилась вперед. Лекарь поднял свою дубинку и выпрямился. Рада ужасно завизжала. Алиса охнула и стиснула руку Умника. Но еще до того, как страшная лапа чудовища коснулась золотистой головы Люции, между нею и Мангой возник серый силуэт в бесформенном плаще из грубой мешковины.

— Остановись, Аранта, — тихо сказал Слепой Оракул. — Если тебе обязательно требуется сегодня кровь, убей меня.

Чудовищная кошка прянула назад, как от удара. Ее облик стремительно менялся. Пара секунд — и перед отродьями стояла юная светловолосая девушка в венке из ромашек. Протянув руки к Оракулу, она переступила в пыли маленькими босыми ногами. Прозрачные дымчатые глаза в черных-пречерных ресницах стремительно наполнялись слезами.