Книга Мой ангел Крысолов, страница 40 – Ольга Родионова

— Ого, — отчетливо сказал Умник и поднялся. — Да она точно не в себе…

Отродья повставали с мест и медленно окружили Раду, которая невозмутимо перевязывала кудри алой лентой, держа во рту несколько шпилек.

Подорожник сделал два стремительных шага и загородил ее собой.

— Уберите от нее свои лапы, — сказал он напряженно. — Первого, кто подойдет…

Рада неожиданно расхохоталась.

— Подорожничек, ты такой смешной, просто умора. Хочешь показать, как ты меня любишь, да?.. А на что ты готов ради меня, скажи? Ну, скажи!

В глазах скорохода колыхнулось страдание. Он опустил голову и тихо сказал, глядя под ноги:

— На всё, Рада.

Девушка прищурилась, соскочила с койки и встала перед ним, высоко подняв голову.

— На всё?.. Ты уверен?.. Украдешь, убьешь, проклянешь, предашь?.. А на костер, Подорожничек? На костер — пойдешь за меня? Ты не спеши, ты подумай. Не надо опрометчивых клятв. Когда жгут, это больно. Очень-очень больно, Подорожничек. Я знаю. Я однажды пошла на костер. За одного мальчика.

Рада резко отвернулась, вцепившись побелевшими пальцами в каменный подоконник. По ее нежным щекам безостановочно текли слезы.

Отродья придавленно молчали.

— Мне было двенадцать лет, — прошептала Рада. — А ему — на два года больше. Я любила его столько, сколько себя помнила. Мы жили по соседству. Он был красивее всех на свете. И добрее всех на свете. Он делал мне кораблики и придумывал сказки. Если я падала и разбивала коленку, он залечивал ее в два счета. Он учил меня прятаться так, чтобы никто не нашел. Его мать… она сделала ему капюшон из мешковины, чтобы никто не видел его лица… Она очень много пила и часто била его. Она била его и кричала: «Угораздило меня родить урода!.. Навязался на мою голову, ублюдок, чтоб ты сдох!..» Он прибегал на наше место на берегу весь в синяках, а иногда весь в крови, и тогда уже я утешала его и пыталась лечить… Он говорил, что у него любая боль проходит от моих пальцев. Мы первый раз поцеловались, когда мне было шесть лет. Он первый раз лег со мной, когда мне было одиннадцать. Я любила его больше жизни.

Рада замолчала. Петрушка потихоньку подобрался к ногам Подорожника, который скрючился у стены, точно от невыносимой боли, и нерешительно положил свою веснушчатую лягушачью лапку на его локоть. Скороход его не заметил.

— Ты столько помнишь, — прошептала Алиса. — А я не помню ничего…

— Да, — сказала Рада сквозь зубы. — Я все помню. Если бы у Корабельника было сердце, он бы покопался у меня в голове еще тогда… когда выдернул из горящего костра. И стер бы все воспоминания. Но он не стер, и я все помню. Я помню, как в городе появилась эта сука. Она пришла с бродячим цирком. Плясала на площади, вся бронзовая, как статуэтка. Хозяин цирка не давал ее в обиду, и никто из горожан не смел ее тронуть, хотя все видели, что она отродье. Мой мальчик влюбился в нее. Он таскался на площадь каждый день, он и думать забыл про меня. Никогда больше не приходил на берег. А я… я потихоньку ходила за ним следом, везде ходила за ним следом. И видела, как он на нее смотрел. А потом видела… видела…

Рада закинула голову и немного постояла так, закрыв глаза. Ее нежное горло ходило ходуном, как будто она пыталась проглотить что-то и не могла. Никто не произнес ни слова.

— Его поймали, — сказала Рада шепотом. — Хозяин цирка узнал… про их любовь. Люди выволокли его на площадь, и тогда я…

— Ты вышла к ним, чтобы они схватили тебя? — спросила Люция дрогнувшим голосом. — Чтобы они схватили — тебя, а он смог убежать?..

Рада кивнула.

— Мне было двенадцать лет, — произнесла она сдавленно. — Я любила его больше жизни.

Подорожник тихо сполз по стене, опустился на пол и закрыл лицо руками.

Нета встала с койки, подошла к подруге и обняла ее за плечи.

— Выпей чаю, детка моя, — сказала она мягко. — Он еще горячий. Пей, пей. И скажи мне, почему ты рассказываешь это — сейчас.

Рада усмехнулась бескровными губами и оттолкнула протянутую кружку.

— Потому что он здесь, мой мальчик, — прошептала она. — Он здесь. Близко. И я его чую.

* * *

Ночь пришла, но в Приречном замке не спали даже мыши. Дурные предчувствия затаились по углам, и отродья, скорчившись на своих жестких койках, явственно слышали их зловещий шорох. За толстыми стенами замка ветер бесчинствовал в дюнах, ветер трепал корабли на пристани Бреля, морщил воду в бухте, раскачивал мачты и раздувал грязные лохмотья пьяницы, забравшегося ночевать на ржавую баржу, брошенную у берега.

В лазарете горела одинокая лампа, накрытая стеклянным колпаком, и Нета не спала у постели Тритона, уставившись невидящим взглядом в серую стену за его изголовьем. Тритон дышал еле слышно, и иногда она наклонялась к самым его губам, чтобы уловить чуть заметное дыхание. Ребра раненого были стянуты бинтами, и кровь засохла на повязке темными пятнами. Время от времени Нета легко опускала ладонь на эти пятна и несколько минут сидела, прикрыв глаза.

— Легче, Нета, — говорил Лекарь, неслышно возникая в дверях. — Легче. Не торопись. Не столкни его.

И она убирала ладонь и опять сидела молча и неподвижно, как будто прислушивалась к шорохам в углах.

В спальне кусал подушку Подорожник, отсыревшие перья набились ему в рот, но он не двигался, лежал лицом вниз, вцепившись окостеневшими пальцами в простыню.

Больше никто не ложился, но свет не зажигали, сидели по койкам в темноте, странно отчужденные друг от друга молчанием и тревогой.

Свеча метнулась в коридоре, и колеблющийся свет проник в спальню, не разогнав теней по углам, но обозначив прямоугольник двери с темным силуэтом посередине.

— Мэгги, — вполголоса произнес Птичий Пастух, и что-то в его интонации заставило мавку ревниво вздрогнуть. — Ты чего не спишь, малышка?..

— Совы, — ответила Мэгги дрожащим голосом. — Совы говорят, что песчаники идут сюда.

— Ты сказала Речнику? — Птиц, не глядя, щелкнул пальцами, зажигая свечу на столе.

Отродья сгрудились вокруг Мэгги, только Рада осталась на своей койке, да Подорожник так и не поднял головы.

— Я сказала, — прошептала Мэгги. — Он велел… велел Огневцу отправляться на стену. А я побежала к вам — предупредить, чтоб вы были готовы. Ежи в оружейной, готовит арбалеты и ружья. Если кто-то из вас умеет…

— Я умею, — хрипло сказал Подорожник, поднимаясь. — Куда идти?

— По коридору направо и вниз по лестнице до железной двери, — торопливо ответила Мэгги. — Постучишь, Ежи откроет.

— Я тоже умею, — вскочил Кудряш. — Пошли, Умник. Я тебе покажу, как заряжать.

Оба выбежали из спальни следом за Подорожником, быстрые шаги которого уже затихли на лестнице.

— А я на стену, к Огневцу, — тихо сказал Лей. — Пригожусь, наверное.