Книга Пора предательства, страница 117 – Дэвид Кек

Само мироздание вздрогнуло.

А в следующие, исполненные смятения секунды Дьюранд услышал, как что-то движется над Ирлаком: ветер несся над землей, точно табун лошадей промчался над рекой, прибивая к земле огни сотен полевых костров.

— Еще одно верховное святилище, — прошипел высокий рыцарь. — У моря.

Ветер и в самом деле нес странный, солоноватый запах. Запах морской соли — и огня.

— Это может быть лишь Ивенсанд. Отныне нетронутым остается лишь одно верховное святилище — то, что в самом центре Эльдинора. — На шее Конрана выступили жилы. Тени вокруг словно разбухли, приподнялись. — А вот что уже ждет здесь. Скоро, скоро они освободятся.

Сам Дьюранд не заметил зарослей терновника на берегу, но теперь увидел скорченные фигурки с острыми, точно иглы, когтями. Утраченные шныряли в высокой траве. А на гребне дальнего берега медленно скользила назад, в укрытие, чья-то фигура — высокая, как башня святилища.

— Изгнанные ждут, пока мы бегаем по кругу, — проговорил Конран. — Узы рвутся — нить за нитью. Король ведет войну в пределах собственного же королевства. Ферангор и Акконель лежат в руинах. Септаримы развеяны. Верховные святилища рушатся. За двадцать веков своего существования Эррест не был столь беззащитен пред наступлением ночи. Такое не происходит само по себе или же случайно. Кто-то играет с Древним Эррестом в смертельную игру — а мы даже крошечной части его замысла не ведаем.

Пока Конран говорил, духи Изгнанных снова скрылись во мраке.

— Но Радомор мертв, — выдохнул Дьюранд.

Блестящие глаза Конрана ни на миг не переставали обшаривать окрестности — чтобы никакие дьявольские твари не подкрались неожиданно. Люди его стояли во тьме, сжимая обнаженные клинки.

— Да, Дьюранд Коль. И с ним его колдуны. Но наш король сражается в Уиндовере, а его бароны трусливо отсиживаются в четырех стенах. И мы стоим здесь.

— В твердыне теней движется чья-то длань. И никто, кроме Безмолвного Владыки, не ведает, какой жребий нам уготован.

* * *

На северном небе роились знаменья и предвестья, а колонна гиретцев и монервейцев двигалась к Акконелю. Время от времени мироздание снова содрогалось, и Дьюранд краем глаза замечал в тени вдоль дорог безмолвных стражей, великанов на гребнях холмов, духов в деревьях. А потом возничий телеги, в которой сидел Дьюранд, закричал:

— Эй!

Дьюранд узнал исходящий от Бейндрола запах затхлой сырости и тростника. Колонна пересекла границу Гирета и остановилась. Крепкий всадник гарцевал между дорогой и рекой, бесшумно отдуваясь.

— Его светлость стоит перед Фалерским мостом и ожидает Абраваналя Гиретского. Его светлость стоит перед Фалерским мостом и ожидает Абраваналя Гиретского. Его светлость стоит перед…

Этот запыхавшийся рыцарь оказался не кем иным, как Одноглазым Берхардом. Он резко — пока конь не сбросил его в воду — остановился рядом с телегой, на которой сидел Дьюранд.

— Дьюранд? — В бороде старого воина сверкнули зубы. — Думаю, хватит. Остальные передадут весть дальше. Будь я проклят, коли полезу в озеро, чтобы им это сообщать.

— Вот. Слушай. — В воздухе был слышен стук молотков, ветер приносил еще сыроватые опилки. — Быстро же они отстраиваются.

Дьюранд вспомнил знамения Конрана.

— Конран не очень-то уверен, что мы победили.

— Да я и сам не уверен, что мне нравится, как выглядит нынче небо. А уж я на своем веку кое-чего повидал. — Он подвел коня почти вплотную к скамье, на которой сидел Дьюранд, и потер завязанный глаз. — Я тебе про эту распроклятую штуковину еще не рассказывал, как я ее заполучил?

— И что теперь сделает Абраваналь? — пробормотал Дьюранд.

— Абраваналь? Я-то жду старого Северина. Все до одного рыцари из его свиты вынуждены были замазать свои цвета черным. Представляю себе зрелище. Герцог в дерюге! В грязи по пояс. Даже без плаща — совсем нечем укрыться от ветра и дождя. Должен сказать, он сам на себя не похож — хотя, конечно, я-то его не так уж хорошо и знаю, не мне судить. Как бы там ни было, мы выслеживали шайку воров — вниз по Обейрну. Сукины дети скрывались в Фейском лесу, прикидывались ужасом тех мест. Всегда ведь можно списать пропавший в пути караван на дело рук Утраченных или там Изгнанных — и кто скажет, что это не так? Такая вот светлая мысль была у этих мошенников, Дьюранд сощурился. Где-то впереди, за каретами, перед Фалерским мостом располагался Тентерфилд. Дьюранд представил себе, как старый герцог Гиретский идет через город, утопающий в саже и свежих опилках. И единственной наследницей его теперь осталась шестилетняя крошка.

— Мы выследили отряд этих болванов, уверенных, будто никто не заметит, что шаловливые лесные пикси ломятся через чащу на восьми боевых скакунах, а каждую ночь спят у костра. И вдруг все следы мерзавцев взяли да исчезли.

Нам бы, конечно, сразу понять, что соваться туда не стоит. Но мы поперлись. И натыкаемся вдруг на ту старушенцию.

У некоторых из нас были арбалеты. То есть серьезные такие арбалеты. — Он притронулся к свежему шраму на макушке. — Побольше, чем лук, что меня в этот раз зацепил. А старая карга возьми да выйди из леса прям перед нами. Ну, я, видать, случайно спуск и зацепил. А все так быстро. Бац — и стрела уже летит, да прямо в голову карги. Я так и вылупился. Я с арбалетом не мастак, да и вообще ведь не целился. Она куда угодно могла полететь. Но карга завалилась на спину, а стрела улетела еще на добрых пол-лиги, куда-то в чащу.

— Берхард… — Дьюранд поднял руку. Звуки топоров и молотков вокруг древнего Акконеля внезапно умолкли. Лишь кто-то один упорно продолжал трудиться. Громкий стук отчетливо и ясно разносился в наступившей тишине.

Но Берхард не умолкал.

— Нуда. Наверняка, Абраваналь вот-вот приедет. Ну а там в лесу-то — лежит себе старуха поперек тропы. И тишина. И я думаю: ведь, небось, чья-то бабка. Нагибаюсь посмотреть — ну а как лишь царапнул, помоги мне Господь. Но она лежит, точно куль с зерном, а там, где должен быть глаз — здоровенная такая кровавая дыра. Мне прямо поплохело. Еще эти седые волосы вокруг кровавой дыры.

— Берхард…

— Уже почти заканчиваю, старина. И вот, понимаешь, старая ведьма как-то так дернулась. Я только и подумал: «Уф! Теперь только прикончить. Ну и денек выдался». И тут, словно из ниоткуда, быстрее гадюки, она меня цап рукой. И, чтобы ты думал, вырвала у меня глаз. Тот самый, что я у нее прострелил. Я только и почувствовал, как ее сухие пальцы копошатся во мне, как будто я из глины вылеплен. Никакой боли. Только пальцы эти ворочаются, да звук, будто песок скребут.

Берхард подался к своему невольному слушателю. На много лиг вокруг все молчали — слышался лишь голос Берхарда да журчание реки.

— И она еще мне говорит: «Я, дескать, забрала то, что мне должны». А я и пальцем пошевелить не мог. И товарищи мои до того ошеломлены были, что с места не стронулись. Да, наверно, оно и к лучшему.