Книга Три дня без чародея, страница 19 – Игорь Мерцалов

— Ты нарушил свое слово.

— А кто ты такой, чтобы мне приказывать?

— Никто, наверное, — пожал плечами Упрям.

Невдогад, уже готовый к заносчивому ответу, потупил взор. Да уж, никто — под крышу взял, боярам не сдал, вооружил… от смертельной опасности отговорить хотел, но, не добившись того, доверил чуть ли не самое важное место обороны. Доверил!

Совесть у Невдогада была. Но, видать, рос он в отцовском доме без особой строгости и просить прощения не любил. Впрочем, возраст такой: уж как там строг ни будь отец, свое отбесится юнец. Упрям поймал себя на том, что и размышлять его тянет, как убеленного сединами старика с бородой до колен — точь-в-точь как Наума. Глупо.

— Да, нарушил слово. Что теперь сделаешь?

— Отпущу на все четыре стороны, — ответил Упрям. — Благодарен тебе за мудрые мысли, за готовность помочь, но, как видишь, в подмоге-то я больше не нуждаюсь, Велислав Радивоич позаботился. Так что незачем тебе здесь оставаться.

— Упрям, ну брось! Да, я виноват… но не такая уж и страшная провинность, что ты к мелочам-то цепляешься? Что мне теперь, к отцу возвращаться, который и не думает обо мне?

— С другой стороны, — не слыша, продолжал ученик чародея, — куда тебе в ночь идти? Отоспишься здесь, а утром свободен как птица, иди куда пожелаешь.

Невдогад постоял, сцепив зубы, потом тихо сказал:

— А любишь ты правым быть. Собой любуешься, — и отвернулся.

Глядя на его худую спину, Упрям почувствовал подступающий стыд. Умен Невдогад — раньше его самого углядел, что и впрямь готов ученик чародея возгордиться от осознания собственной правоты, вознестись над оступившимся человеком.

— Извини, Невдогад, — сказал он.

И вдруг тонкие плечи вздрогнули, малахай качнулся, и юный беглец, не говоря ни слова, выбежал из горницы. Тьфу, пропасть! Странный он все-таки. Ну его к лешему, в конце-то концов. Может, и впрямь домой отправить — с утра, конечно? Отдать дружинникам, и пускай в город ведут.

Он еще раз обошел нижнее и среднее жилье, проверяя, везде ли развешаны наговоренные обереги, вспоминая, не забыл ли наложить заговор от пожара в каждой светлице, в каждом покое.

Вообще-то башня защиту имела надежную, нечисти в нее ходу не было — местной, конечно. Потому-то, наверное, неведомый враг и пригнал орков, что против них в Тверди заклятий никто не составлял. Но даже если орков больше не осталось, в отсутствие Наума толковый колдун может подобрать ключик к охранной магии, и Упрям не скупился: вооружившись всеми доступными ему источниками силы, щедро добавлял собственные заклинания, подпитывал Наумовы.

Но не слишком обольщался. Те же двери и выбить можно, магия не делает их прочнее. На этот случай он тоже предпринял кое-какие меры посерьезнее заговора-спотыка на половицах… Вроде бы все на месте, ничего не забыто. Оставалось только ждать обещанных дружинников и надеяться. Среднее жилье тревожит больше всего. Внизу-то сплошь хозяйство: поварня, припасы — это не страшно потерять. А вот здесь и спальни с личными вещами, и читальный покой с книгами. Часть наиболее ценных унесли наверх, к последнему рубежу, но таскать их все было немыслимо, и многие пришлось оставить как есть, на полках. Враги, коли вломятся, будут все же чародея искать, а не грабить. И уж Упрям постарается, чтобы у них не хватило времени отвлекаться.

Ученик чародея поймал себя на том, что уже долгое время топчется на одном месте, подле всхода, а наверх не идет. Вздохнув, он поставил ногу на ступеньку и опять замешкался, но тут из чаровальни донесся короткий вскрик и звон извлекаемой из ножен стали.

Упрям не заметил, как взлетел наверх. Невдогад — глаза красные, малахай сидит криво, но сечка в руках не дрогнет — оглядывался, стараясь не упустить из виду западное окно, Рядом уже топтался оскалившийся Буян

За окном висел упырь. Бывалый, матерый, судя по тому, с какой небрежной легкостью держался одной рукой за наличник. Что упыри летать умеют — это выдумки, но возникли они не на пустом месте, а как раз из-за таких вот удальцов.

Второй рукой упырь делал знаки, долженствующие изобразить мирные намерения.

— Открой, ученик чародея, поговорить надо! — расслышал Упрям через стекло.

— Следи за другими окнами, — шепнул он Невдогаду и приблизился к западному. Открывать, ясное дело, не стал, изготовил меч для удара, если кровосос бросится внутрь, и крикнул:

— Чего надо?

Не слишком длинные, но широкие, игольчато-острые клыки блеснули, отразив огонь светильников, когда упырь вежливо улыбнулся и отвесил приветственный поклон.

— Не бойся меня, Упрям, ученик достойного Наума. Я чту законы и обычно не вхожу без приглашения. Я хочу тебя предупредить.

— О чем?

— Значит, ты не впустишь меня?

— Еще чего, — хмыкнул Упрям. — Такого впусти — потом от вашей братии житья не будет. Так говори!

Упырь что-то сказал — вроде бы о живучести предрассудков, но из-за стекла слышно было плохо. Ученик чародея невольно шагнул поближе. А упырь вдруг подался вперед. В полной тишине мимо лица скользнула серая тень. Упрям, не думая, рассек мечом воздух…

Ночного гостя за окном уже не было — стоял он посреди чаровальни, испуганно нагнувшись и осторожно щупая макушку. Перед носом Упряма, кружась, опустились на пол два или три волоска.

Волкодав бросился молча, без рыка, однако вытянутая рука нежити словно создала в воздухе незримую стену, остановившую пса. Ошеломленный неудачей, Буян, однако, не потерял соображения и снова нападать не стал.

— Ловко, — признал упырь и, удовлетворившись подсчетом уцелевших волос, выпрямился, вернув на бледное лицо прежнюю вежливую улыбку. — Не торопитесь рубить меня на куски, милые дети. Во-первых, это все равно не убьет меня…

— Правда? — хищно осведомился Невдогад. — А если каждый кусок по отдельности в соль закатать?

— Лучше сохранюсь, — невозмутимо ответил упырь. — А во-вторых, я не собираюсь причинять вам вред. Так что можете убрать отсюда эту достойную псину и успокоиться.

— Ну, хорошо, поверим тебе, — сказал Упрям, не торопясь, однако, вкладывать меч в ножны. — Буян, сходи вниз, посмотри, нет ли там гостей незваных. Если что — полай.

Волкодав удалился, тяжело запрыгал вниз по крутым ступеням, но напоследок бросил упырю через перила более чем красноречивый взгляд, говоривший: еще сочтемся, кто ловчей.

— О чем ты хотел поговорить? — обратился Упрям к нежити.

Воплощенная самоуверенность, упырь повернулся к нему лицом, а к Невдогаду спиной. Держался он с достоинством почти царственным.

— Даже не спросишь, как меня зовут? — слегка удивился он.

— А ты ответишь?

— Имени не скажу, да и незачем. Кому позволено, называют меня Скоритом, большего давно уже не требуется.