Книга Прыжок в ледяное отчаяние, страница 14 – Анна Шахова

— Простите. — В свете фонаря близорукая Юрасова ничего не разглядела, но этот высоченный мент, смахивающий на лощеного представителя золотой молодежи, которую Юрасова любила еще меньше, чем стражей правопорядка, отчего-то перестал внушать ей прежнее, «телефонное» раздражение.

— Меня интересует единственное: не выходил ли кто-то, привлекший ваше внимание, из подъезда погибшей Михайловой сразу после ее падения.

— Да разве я могу это помнить?! — Девушка остановилась, гневно подняв руку. — Вы представляете, что я тогда испытала? И куда смотрела?!

— Да-да, конечно, я и не надеялся… Но вдруг все же? — Влад достал из кармана вязаную шапку канареечного цвета, напялил ее, заиграв длинными завязками. Наталья бросила взгляд на немыслимый младенческий помпон и с трудом сдержала смешок.

Патрик затеял возню со знакомой боксершей, и Влад засмеялся:

— У нас тоже боксерша дома. Грэта обзывается. В паре со шпицем порода, оказывается, выглядит особенно устрашающе.

Миновав в молчании еще один дом, оба поняли, что тем для разговоров не придумать, и повернули обратно.

— Я провожу вас, Наталья.

— Не беспокойтесь, рано еще, и я под защитой. — Юрасова сверкнула улыбкой, указывая на Патрика, который уже принимал Влада за доброго знакомого и задорно скалился и хозяйке, и этому новичку. Прощаясь, Наташа вдруг помрачнела и печально закачала головой:

— Неужели ее кто-то вытолкнул?

— Это мы и должны установить, — сухо сказал Влад и вдруг, покачнувшись, схватился за спинку скамейки.

— Что с вами? — подалась к нему девушка.

Влад смущенно заулыбался, оседая на лавку:

— У вас нет конфетки?

— Господи, какой еще конфетки? Да что ж это такое-то?! — будто сквозь ватный тампон услышал Загорайло, после чего абсолютно оглох и ослеп.

…На сумрачном потолке плавало голубое пятно. Влад приподнялся — с груди соскользнул шерстяной плед. У широкой кровати, на которой он лежал, стоял синий ночник, пускающий вверх бледный луч. В комнату кто-то стремительно вошел, включил яркое бра над головой. Это оказалась свидетельница Юрасова — в узком свитере и джинсах, со стянутыми в пучок темными волосами. Глазищи под очками смотрели испуганно.

«За одну ее оливковую кожу жизнь отдашь», — подумал Загорайло и в бессилии откинулся на подушку.

Следом за Наташей в комнату вошла женщина средних лет — необычайно похожая на Юрасову, только с короткой стрижкой.

— Мам, он снова в обмороке? — зашептала и, кажется, чуть не заплакала свидетельница.

— Да нет. Просто слабость сильная. Как вы себя чувствуете? — Женщина присела около Влада и стала проверять у него пульс.

— Я, простите, где? — спросил Загорайло придушенным голоском, который сам не узнал.

— Вы в надежных руках. У Юрасовой Натальи Семеновны, биохимика, и ее мамы — Ангелины Ивановны, врача-эндокринолога. А что, совсем не помните, как «скорая» уезжала, как поднимались к нам наверх? — Мама-эндокринолог кольнула чем-то палец Влада и поднесла глюкометр к глазам.

— Смутно, — вздохнул Влад.

— Плохо, — в тон ему ответила Ангелина Ивановна. — И давно у вас сахар обваливается? Или вы законченный диабетик?

— Обваливается недавно. И я вроде не диабетик.

— С диетами, что ли, экспериментируете? — Дотошная врачиха вооружилась тонометром, который подала дочь. Загорайло увидел расстроенное донельзя Наташино лицо и твердо решил стать диабетиком, чтобы она жалела его непрестанно.

— Да нет. С печенью проблемы. Неудачная операция. — Влад с опаской смотрел на свою пережатую рукавом тонометра руку.

Ангелина Ивановна примолкла, изучая экранчик аппарата. Удовлетворившись цифрами, кивнула.

— И что? Про запас сахара с собой, про глюкометр никто не рассказывал из врачей?

— Еду забыл. Дома на столе. Глюкометр еще не приобрел. Боже мой! — Влад вдруг резко сел, и на лбу его тут же показалась испарина. — Мне срочно нужно позвонить домой!

Юрасова-старшая широко улыбнулась — как ни похожа она была на дочь, но Наташиным шармом все же не обладала.

— С мамой вашей мы уже пообщались. Успокоили ее и сказали, что приютим вас на ночь.

— Вы извините, Влад, — вступила Юрасова-младшая, краснея, — но телефон так надрывался в вашем пальто, что я осмелилась ответить.

— Спасибо, Наташа. Спасибо за все! Простите, что так обременил вас, страшно неудобно. И… мне надо ехать. Как я вот тут… и родители. Да и работа! — Влад конфузливо спустил ноги на ковер, попытался пригладить вздыбившиеся волосы.

— Наташенька, а вот уговаривать этого безответственного безумца ты уж будешь в одиночестве. Я пошла плов греть. Вам, Владислав, нужно поесть. Приказ лечащего врача! — И эндокринолог покинула комнату.

Наташа села на кровать рядом с Владом. Так близко, что он почувствовал сладковатый запах, исходящий от ее гладких волос. Она внимательно и строго смотрела на Влада. Он отвел глаза.

— Я позвоню маме, если позволите, а есть — ну честное слово — не хочу. Совсем! — Сыщик покосился на Наташу, как на непреклонную воспитательницу. — Мне бы все же домой.

— Вы знаете, что уже одиннадцатый час? И начинается пурга? И вам не только за руль, а вообще ходить нельзя, — воспитательница была неумолима.

— Представляю, как вас все это напрягает. — Влад досадливо дернул головой.

— Да бросьте вы эту мнительность! Лучше Бога благодарите, что мама врач и до приезда «скорой» все про ваш сахар поняла. И не смейте, в конце концов, стесняться! Я вон ночной горшок вам принесла. Да! Да! И не фыркайте. А вы бы человеку в такой ситуации не принесли?

— Принес. И Бога я всегда благодарю. За все.

Влад лег и отвернулся от мучающего его ангела во плоти.

Ангел посопел-посопел у кровати и, погасив бра, бесшумно удалился.

Мать с дочерью в молчании ели плов. Собственно, ела Ангелина Ивановна, а Наташа то ковыряла вилкой в тарелке, то катала шарики из хлеба. Патрик сидел у стола и нагло, пользуясь нештатной ситуацией, клянчил подачки. Его не только не прогоняли, но даже пару раз одарили вкуснейшими бараньими жилками.

Ангелина Ивановна поставила чайник, достала с полочки вафельный торт. Посмотрев внимательно на дочь, подошла к ней и обняла:

— Натань, ну скажи что-нибудь.

— Мам, а он может быть настоящим? Вот этот выпендрежник — он настоящий или целлулоидный, как Андрей?

— Да как, Натанечка, разберешь сразу. Папа твой…

— Папа ни при чем! — Наташа вырвалась из-под материной руки. — А Влад, я чувствую. Мам, он будет меня любить! — Наташа резко подняла к матери голову. Щеки ее пылали, глаза выражали незнакомую отчаянную решимость.