
Онлайн книга «Мой загадочный двойник»
Наконец в торце коридора глухо хлопнула дверь и послышались приближающиеся шаги. Я подошла к окну и встала к нему спиной. В следующий миг заслонка дверной прорези отодвинулась, я услышала резкий вдох и звон ключей. Дверь с грохотом ударилась о стену, и в комнату ворвалась Ходжес: — Это еще что такое? Вы почему не спите? Сердце у меня колотилось так сильно, что я едва могла говорить. — Потому что… потому что я хочу показать вам одну вещь. — Какую такую вещь? — подозрительно осведомилась она, подступая ближе. — Вот эту. Я достала из кармана бархатный футляр, открыла и протянула ей, повернув таким образом, чтобы рубины засверкали на свету. Маленькие глазки Ходжес заметались между брошью и моим лицом. — Это самая моя дорогая вещь, — сказала я. — Она досталась мне от матушки. Целых сто фунтов стоит. — А мне-то что с того? — Она ваша. Если вы поможете мне сбежать отсюда. Ходжес презрительно осклабилась. Маленькие глазки так и впились в меня. — А что мешает мне забрать ее прямо сейчас? — Ничего, — сдавленно проговорила я, стараясь унять дрожь в голосе. — Но тогда я пожалуюсь доктору Стрейкеру, и, если вас изобличат, вы отправитесь в тюрьму. Ходжес, прищурившись, разглядывала брошь. — Или я отдам ее доктору Стрейкеру, — усмехнулась она, — и он выдаст мне неплохое вознаграждение. — Возможно, и выдаст, — кивнула я, — но не двести фунтов. — Вы ж только что сказали, что вещица стоит одну сотню. — Да, если бы вам пришлось ее продавать. Но я готова отдать за нее все свои деньги — а это двести фунтов, находящиеся в доверительном управлении моего поверенного. Как только я благополучно вернусь в Лондон, я тотчас же выкуплю у вас брошь за двести фунтов. — Откуда мне знать, что это не подделка? Такого вопроса я не предвидела и стала лихорадочно придумывать ответ, неподвижно уставившись на нее, как если бы она была огромным свирепым псом, присевшим перед прыжком. — Вы вправе сомневаться, — наконец сказала я. — Но неужели вы думаете, что я рискнула бы взять брошь с собой не куда-нибудь, а в сумасшедший дом, когда бы могла хоть на миг с ней расстаться? Ходжес опять задумалась, явно взвешивая «за» и «против». — Но если, предположим… просто предположим, учтите… если я помогу вам сбежать, меня же вышибут из клиники. — Не обязательно, — ответила я. — Вы сможете сказать, что я спряталась за дверью, прошмыгнула мимо вас, когда вы вошли с подносом, и заперла вас снаружи. Ходжес чуть заметно кивнула. Похоже, она начинала склоняться на уговоры. — Какое у вас жалованье? — спросила я. — Тридцать фунтов плюс стол и жилье. — Двести фунтов — ваше жалованье за семь лет без малого. — Может, оно и так, но с какой стати мне вам верить? Предположим, вы действительно вернетесь в Лондон — почему бы вам не заявить в полицию, что я украла вашу брошь? — Потому, что я дала вам слово, и… потому, что полицейские могут препроводить меня обратно в Треганнон-хаус, прежде чем я успею доказать, что… я — это я. Ходжес снова задумалась, прикидывая так и эдак: — А вдруг вас поймают раньше, чем вы отсюда выберетесь? Вы скажете, что я украла брошку, ну и что тогда со мной будет? Такого вопроса я тоже не ожидала. — Если меня поймают на территории лечебницы, вы еще будете сидеть под замком, и… если вы мне не доверяете… вы сможете положить брошь на место, прежде чем вас здесь найдут. — Тогда я ничего не получу, окромя пятна на репутации. Я отчаянно напрягла ум, но ответа так и не придумала. Свободной рукой я залезла в карман плаща и извлекла оттуда два золотых соверена: — Вот… это останется у вас независимо от того, поймают меня или нет. Только помогите мне. Казалось, блестящие монеты заворожили Ходжес еще сильнее, чем рубины. С минуту, показавшуюся мне маленькой вечностью, она переводила взгляд с броши на соверены и обратно, но наконец протянула руку и взяла сначала монеты, потом коробочку с драгоценностью: — Ладно. Я согласная. Пол поплыл под моими ногами. Я осознала, что перестала дышать, и глубоко вздохнула — как раз вовремя, чтобы не грянуться в обморок. — Когда? — прошептала я. — Завтра утром. Скажу вам, что делать, когда принесу ужин. — Но утром ко мне придет доктор Стрейкер… — После завтрака, не раньше. У вас будет два часа, пока он вас не хватится. — Но он телеграфирует в Лондон. Полицейские будут поджидать меня. — Ну, здесь я ничем не могу помочь. Я не собираюсь сидеть взаперти цельную ночь. — Тогда… если вы хотите получить свои двести фунтов, вам придется найти мне другой плащ, чтоб накинуть поверх моего, — иначе меня непременно поймают. Любой, сколь угодно старый. — Значит, мне еще и за кражу плаща отдуваться. Так вы точно решились? — Да, — кивнула я. — Точно. Следующим утром, на рассвете, я сидела в плаще и капоре на краю кровати, дрожа всем телом. За самую длинную и тяжелую ночь в своей жизни я извергла из желудка все, что съела в течение дня, и впереди я не видела ничего, кроме бесконечной череды таких же ночей. Когда проскрежетал и щелкнул замок, я даже не поверила, что пришла Ходжес, покуда дверь не отворилась. — Да на вас совсем лица нет, — заметила она, ставя поднос на кровать. — И трясучка, смотрю, на вас напала. — Если побег удастся, как с вами снестись? — спросила я. — Напишете по адресу: «Рейлвей-Армз», Лискерд. Маргарет Ходжес, до востребования. Мне сообщат про письмо. — Спасибо. Теперь повторите еще раз, как мне идти. — Сейчас от двери налево, в середине коридора направо. Дверь там отопрете большим ключом — вот этим, видите? — и оставите в ней ключи, они вам больше не понадобятся. Дойдете до конца коридора, потом направо — и идете прямехонько до лестничной площадки. Спускаетесь на четыре пролета и оказываетесь на первом этаже. Слева будет длинный такой коридор, а прямо перед вами еще один, покороче. Пойдете прямо — там отделение для добровольных пациентов, поэтому шагайте решительно, будто вы одна из них. В конце коридора, по правую руку, — дверь на улицу. После семи утра она всегда открыта. От крыльца направо — и идете по гравийной дорожке до самых ворот. Если вас кто остановит… ну, тут уж сами выкручивайтесь. За воротами сворачиваете направо и топаете четыре мили до Лискерда. А может, и какой возчик вас подвезет, коли посчастливится. Мы не раз повторили все это накануне вечером, но мне казалось, я в жизни не запомню дорогу. Я надвинула капор пониже, чтобы по возможности скрыть лицо, и еще раз поблагодарила: |