Онлайн книга «Королевство белок»
|
— Жив! Девушка приподняла его голову, сунув под нос флакон с солями. Резкий запах привел его в чувство. Через некоторое время взгляд Энкино стал более осмысленным. — Это ты? Ты вчера была… Лодия знала, что она была не вчера: юноша путал дни. Или он видел ее в бреду недавно? Энкино попытался взять ее за руку, но был так слаб, что рука его соскользнула. Лодия прижала пальцы к его запястью. Сердце у него опять сильно сдавало. — Ты должен терпеть. Они знают, что делают. — Они делают какую-то подлость, — пробормотал Энкино. — Ты скоро уйдешь? — Нет, наставник разрешил мне сегодня не ходить к другим больным. Я посижу… — быстро сказала Лодия. Тоска в голосе Энкино была такой, что ей стало не по себе. — Ты боишься, что если останешься один, то снова начнутся видения? — спросила Лодия. — И это тоже. И… — Энкино говорил еще с трудом, силы возвращались к нему медленно. — Ты одна тут похожа на человека. — Я не человек, — возразила Лодия. — Ну да, да, высшая, — пренебрежительно произнес это слово Энкино. Лодия опустила глаза. Прошел час. Лодия все так же сидела на полу возле своего больного. — Я все жду, когда же я привыкну к этим видениям. Ведь ко всему можно привыкнуть, — говорил Энкино. — Но каждый раз все так же страшно. — Когда твой дух будет готов, ты достигнешь нужной ступени, и ты сможешь идти дальше к познанию и обретению божественной сущности… — отозвалась Лодия. — Возможно, ты сам сопротивляешься этому. — Это… Отнять сердце и вложить другое? — Энкино болезненно поморщился. — Ты сама бы согласилась? Или ты уже такая, без сердца? — на стене плясали тени от свечи, Энкино приподнялся на локте и посмотрел в глаза Лодии. Он не хотел, чтобы Лодия уходила: одиночество убивало его, а с ней было проще говорить, чем с призраками в видениях и снах. Ее ответы не отличались от суждений наставника Мирта, но в голосе слышалось тепло и участие — может быть, помимо ее воли. «Нет, у нее еще есть сердце», — мелькала мысль у Энкино. А Лодия тем временем отвечала: — Я же тебе говорила, что пути и мысли Князя непонятны нам, и с каждым он поступает по-разному. Кто-то, как наставник Мирт, удостаивается озарения, преображения в иную сущность, совсем рано. Но и он должен был неоднократно преодолеть себя, быть много раз сокрушен и сломлен прежде, чем познать высшую истину. Многие ищут и стремятся к этому сами. А другие, как я, должны проходить путем труда и служения, от ступени к ступени, может быть, всю жизнь — и так и не удостоиться… «Значит, не „удостоилась“ еще», — почему-то с облегчением подумал Энкино и улыбнулся. Лодия считала удары сердца — неровные, слабые, — обеими руками держа запястье Энкино. «Надо сказать наставнику: он больше не выдержит…» Лодия чувствовала, что и Энкино это знает. Он сидел боком к Лодии у стола, подав ей руку. На столе в старом подсвечнике горела свеча. — Вот так целыми днями глядел на свечу, — Энкино отвернулся от Лодии. — Мне даже воды часто не дают, а свечи оставляют всегда, сколько хочешь. Я понимаю… Когда все плохо, страшно, ничего нет, а чего-то одного вдоволь…это как-то… утонченнее. Он, подумав, добавил: — И тебе иногда позволяют приходить, лечить… Все равно это скоро кончится, я понимаю. — Может быть, ты все-таки достигнешь озарения, — покачав головой, сказала Лодия. — А может быть, наоборот, померкнет последний свет? — с усмешкой Энкино постучал себе по лбу. — Весь вопрос в том, что называть озарением. Лодии стало тревожно. — Интересно, почему у вас нет путешественников? — Энкино глубоко вздохнул. — Ну да… Непроходимые леса, болота, чащи. Но нас-то это не остановило — меня и моих друзей. Вы не путешествуете, потому что вам ничего не нужно. Истину уже открыл вам Князь или тот мудрец в темно-синей хламиде… Научить другого очень просто: довести его пытками до полусмерти, чтоб он забыл самого себя… — печальная, насмешливая складка появилась у губ Энкино. — У вас все философы так глупо торжественны, как этот мудрец в синем? — Наставник Мирт… — Тернарий из Тиндарита был поденщиком и кулачным бойцом, Сардоник вышел из богатой семьи, но роздал согражданам все имущество, чтобы осознать свою независимость от богатства. Ренино Оргонтиец владел множеством поместий и не то чтобы особенно раздавал… Все они что-то делали и несли за это ответ, у них был выбор. То, что они считали истиной, им приходилось отстаивать и словами, и образом жизни, — Энкино говорил прерывисто. — А что ваш наставник Мирт? Он сидит в своей комнате, среди во всем согласных с ним книг. Он пишет еще одну, полную напыщенного вздора, который здесь некому опровергнуть. К нему приводят пленника с завязанными глазами — на краю пропасти вести философский спор! Что не так — «уведите его!» Ну как тут не чувствовать себя полубогом!.. — он запнулся: дыхание сразу же сбилось. — Тебе об этом говорить нельзя. Волноваться нельзя — опять станет хуже. Не то дам тебе сонную настойку и будешь спать до утра, — пригрозила Лодия. — С одной стороны — хорошо, — задумался Энкино. — Если только снов не видеть… А сама уйдешь? — И сама уйду. — Тогда лучше не надо. Давай о другом… — А у вас какие книги пишут? — подняла на него глаза Лодия. — Если не «полные напыщенного вздора», тогда какие? — У нас — разные. И вздор тоже… Например, пьесы или стихи. У вас пишут стихи? — Да, у нас есть песни о подвигах и деяниях прославленных воинов и служителей. И гимны, выражающие нашу любовь к Князю. — Как вы еще все не перемерли от скуки? Лодия! — нервно засмеялся Энкино. — А просто о любви, настоящей, а не к Князю, — неужели у вас ничего нет? — О какой — «настоящей»? Ты опять волнуешься. Сейчас уйду, — пригрозила снова Лодия. — И — настойку. — Нет, погоди… — Энкино поднял ладонь, жестом показывая ей оставаться на месте. — Если ты от меня этого не узнаешь, то ни от кого этого не узнаешь. Сейчас я тебе прочитаю… — он вздохнул. — Я так и не успел сыграть на сцене героя… Он стал читать, остановив взгляд на свече и собрав все силы, чтобы голос не срывался и звучал выразительно: Храня в пути, метелью воспетом, Любовь, надежду, лук и колчан, Клинок и верность своим обетам, Я в царство мрака пришел незван. Звенел под ветром сухой бурьян И ели сгрудились. Но во мгле там Мне каждый камень был амулетом, Трава — целительницей от ран. Я под незримой защитой чар, Моя удача — твой светлый дар, И нет скончанья твоим победам. А в сумерки, различим едва, |