Книга Нефритовый Грааль, страница 51 – Аманда Хемингуэй

— Вот это-то меня и занимает, — ответил инспектор. Почувствовав тень сомнения в тоне Анни, Побджой выдержал паузу: он хорошо знал цену молчанию в беседе с потенциальным свидетелем. Анни не отреагировала.

Она выглядит почти болезненно-хрупкой, думал инспектор: чувственные губы, спокойный мягкий взгляд, дымчатый ореол волос — нежное создание, чья душевная теплота выражена в чертах лица. И все же под этой мягкостью угадывалась сила — и, по-видимому, умение держать себя в руках.

— У меня создалось впечатление, что пожилую леди характеризовала изрядная резкость в общении, — заявил Побджой. — Насколько я могу судить, в финансовом плане от ее смерти никто не выигрывает, но она вполне могла нажить себе врагов.

— Да, она отличалась откровенностью.

— А значит, неминуемо кого-то расстраивала.

— Не особенно. Знаете, как всегда: люди делают скидку на возраст — старым и малым. Им прощают любые дерзости. Полагаю, Эффи пользовалась этим. Она всегда стремилась говорить то, что думает, и вроде бы никто особенно не возражал. И не то чтобы она была сплетницей или скандалисткой, вечно затевающей какие-нибудь склоки. Вообще-то большую часть времени она предпочитала проводить в уединении. До тех пор, пока…

— Пока не перебралась к миссис Бэгот? — подсказал Побджой.

— Это была временная мера. Лили недавно рассталась с мужем, и сейчас ей нужна поддержка. Эффи приехала, чтобы ей помочь.

— А как муж отреагировал на подобный шаг?

— Боюсь, тут я не смогу вам помочь. — Анни взглянула инспектору прямо в глаза. — Почему бы вам не спросить у него самого?

— Полагаю, что так и сделаю.

Задав еще несколько вопросов и больше не вытянув из Анни ничего интересного, Побджой расплатился за выбранную книгу по истории и — с некоторой неохотой — покинул лавку. Милая женщина, отметил он про себя: преступления редко сводили его с приятными представительницами противоположного пола. Сам Побджой недавно переехал из Гастингса, знаменитого развитой сетью торговли наркотиками со всеми вытекающими последствиями. Несколько лет назад распался его брак — рабочее напряжение слишком тяжким бременем легло на семейную жизнь. Переводу Побджоя на относительные задворки в Кроуфорд способствовал скандально известный провал на дежурстве — в сущности, по вине самонадеянного напарника: тот сфабриковал улики, что повлекло за собой нежелательные последствия и для инспектора. Здесь редко совершались серьезные преступления — иногда случались убийства на бытовой почве. Собратья по оружию лишь удивленно приподняли брови, когда он проявил интерес к делу гибели Эффи Карлоу; однако его считали талантливым следователем, даже несмотря на пятно в послужном списке, потому руководство дало Побджою карт-бланш на расследование. Инспектор и сам затруднялся определить, что ему казалось странным: пожалуй, сочетание каких-то тривиальных деталей, которые не желали вписываться в общую картину случившегося. Например, любопытное утверждение Лили Бэгот и ее дочери, что Эффи заперлась на чердаке и больше не появилась. А теперь еще и возможная враждебность со стороны Дейва Бэгота. Позвонив в контору, инспектор попросил навести справки об отце семейства. Две судимости за пьянство и учинение беспорядка, одна — за вождение в нетрезвом виде. Плюс дело о нанесении телесных повреждений, закрытое за недостаточностью улик. По крайней мере тут есть в чем покопаться, хотя успех отнюдь не гарантирован.

И ко всему прочему еще это анонимное письмо.

* * *

В Торнхилле Эрик занялся совершенствованием английского на материале газет. Выполнив обычный объем работ в кафе, чужеземец попросил немного наличных вместо обеда: Бартелми удалось внушить ему, что питаться на стороне, когда останавливаешься в гостях, — грубейшее нарушение местных обычаев. Пока что Эрик спал под открытым небом лишь однажды: уютная кровать и непринужденная обстановка дома заманивали его внутрь. Вечерами они с Бартелми беседовали о поэзии, политике, ином мире, что прежде был Эрику родным; однако хозяин старательно избегал обсуждения снов Натана. Идея чтения газет принадлежала тоже Бартелми: однажды он привез из «Сейнбериз» в Кроуфорде целую охапку хорошей прессы. Читая одно из многочисленных газетных приложений, Эрик вдруг воскликнул что-то на своем наречии. Гувер (который наблюдал за гостем, словно учитель за талантливым учеником) навострил уши и отрывисто гавкнул.

— В чем дело? — поинтересовался Бартелми, выплыв из кухни.

— Вот. — Лицо Эрика залила бледность, смуглая кожа приобрела зеленоватый оттенок. Он указал на длинную статью, иллюстрированную двумя фотографиями. На одной были изображены Анни и Ровена Торн с листком бумаги в руках, на другой — «с особого разрешения „Сотбис“» — Грааль Лютого Торна.

— Да, это Анни, — подтвердил Бартелми. — Довольно удачное фото — для газетного снимка.

— Она знаменитость? — спросил Эрик; почему-то вид у него при этом был обеспокоенный.

— Господи, да нет, конечно. Просто Анни нашла пропавший документ, который может помочь Ровене доказать, что у нее есть право на вот эту чашу. Когда-то она принадлежала их семье.

— Невозможно. — Эрик изящно махнул рукой. Бартелми заметил, что гость вообще много жестикулирует — быть может, восполняя тем самым не вполне безупречное владение английским, — Чаша из моего мира. Не должна находиться здесь.

— Вы уверены?

— Я не могу ошибаться. Я никогда не видеть ее — она слишком значительная. Как бы вы сказали — священная? Я видеть много изображений. Первая из трех. Все знают о них. Это часть религии.

— Я думал, вы не верите в Бога… — тихо заметил Бартелми.

Взамен объяснения Эрик только пожал плечами.

— Религия не значит Бог. Религия — дух, вера. Есть понятие, которым вы пользуетесь здесь, в церкви, — «спасение». Нас теперь мало — людей моего мира. Даже Эос скоро умереть; но мы верим, что нас спасут. Хотя бы один мужчина и одна женщина, которые не будут бесплодны; опять появятся дети, наш мир будет продолжать жить. Спасение.

— И чаша — его часть? — продолжал Бартелми.

— Очень важная, особенная, священная. Первая из трех. Не может быть здесь. Надежно спрятана в тайном месте, охраняется древним чудовищем, пока не потребуется.

— Что значит «первая из трех»?

— Три предмета. Чаша, меч и венец. Они составляют единство. Все священны. Чаша из камня, меч из стра, венец из железа. Чтобы сотворить Великое Заклинание, которое спасет нас.

— Меч из трав? — не понял Бартелми.

— Из стра, — поправил Эрик. — Особый металл в моем мире. Очень прочный, лезвие и кончик можно наточить чрезвычайно остро. Не знаю местного названия. Может быть, на Земле его нет.

— Понимаю. Камень тоже должен чем-то отличаться, хотя бы мельчайшей разницей на молекулярном уровне, не поддающейся анализу. И возраст… из другой вселенной, другого времени — его невозможно установить. Это бы объясняло все аномалии экспертизы. Впрочем, железо — повсюду железо. — Он замолчал, погрузившись в раздумья. Эрик вернулся к изучению газеты — крайне взволнованный, словно католик, обнаруживший на Марсе Туринскую плащаницу.