Книга Колеса фортуны, страница 11 – Александр Егоров

Несколько минут я сидел в кабине, смотрел на темные окна домов и размышлял. Зажигание все еще было включено, фары горели. Я вылез, обошел автобус, взял за шиворот упирающегося Макса и поволок по лестнице на второй этаж, не забыв запереть дверцу на ключ.

Потом все было хорошо.

Документ2. Кадры мелькают и сменяют друг друга, а я не в силах ничего изменить. Мне хочется всё вспомнить и нарисовать картинки получше; но моя мысль спешит, и вот уже вижу я совсем другую ночь, и другое имя повторяют мои губы — это имя девушки, но вы ее все равно не знаете.

Как мне рассказать вам о ней? Мгновенная фотография, сделанная на южном вокзале раздолбанным «полароидом», и та откроет больше. Вот она, эта фотография, у меня на ладони. Полгода назад я попробовал оцифровать ее и поставить заставкой рабочего стола, но потом убрал и вообще стер этот файл. Почему? Я объясню вам.

Девушка на фотографии улыбается для меня. Только для меня. Я помню: пока внутри «полароида» шел патентованный химический процесс, мы заглядывали фотографу через плечо, смеялись и ждали. А вот мой новый японский сканер Minolta (дорогой, с хорошим разрешением) никогда не слышал твоего дыхания. В этом все дело. Можно называть это навязчивым состоянием или паранойей, но почему-то я верю только собственным фотографиям. Ну, или когда сам стоишь у фотографа за спиной, делаешь ему рожки или еще чего похлеще, дожидаясь, когда ты зафыркаешь от смеха, а фотограф сердито скажет — не мешайте работать, молодой человек, как будто я не вижу, чем вы там занимаетесь.

Вот сейчас я набираю эти строки, вглядываясь в клавиши своего замечательного нотбука (я уже говорил, что не умею писать вслепую), а пока я смотрю на эти клавиши, кто знает, что творится вокруг? Может быть, мои друзья уже ждут за дверью, а может, стоят сзади и заглядывают через плечо, — и Макс, и Костик, и другие, — и читают мою повесть, и узнают себя, и смеются?

Хотя вряд ли. Откуда им здесь взяться. То, что я пишу сейчас, в чужом доме, где из окна виден скучный регулярный парк с глупыми рыжими белками, — это и есть единственная реальность, которую я создал сам, а никакой другой не существует — по крайней мере, за пределами экрана и моей памяти.

Вот только хреновый из меня демиург. Ведь я даже не знаю, что происходит с моими героями, когда компьютер выключен. Может быть, с ними вообще ничего не происходит, и история останавливается: я помню отголоски спора каких-то книжных философов на ту же тему. Да, кажется, один говорил: а почем я знаю, может быть, предметы за моей спиной превращаются во что-то… Забыл. В какую-то ерунду… А действительно, почему бы и нет? Вот бы устроить телешоу: «За спиной».

Самое обидное, что там-то и происходит всё самое интересное, а ты этого не видишь. Мало того. Жизнь проходит за твоей спиной, и ей наплевать, обернешься ты или нет. А попробуй-ка обернись, когда ты почти не встаешь с постели, а по комнатам ездишь на инвалидной коляске.

Все-таки чертовски неудобная эта клавиатура. Пальцы ноют. Я продолжу утром.

Эпизод8. Утром в воскресенье — а точнее, около двух — я наконец возвратился домой и обнаружил на автоответчике сообщение:

«Пит, как вернешься, позвони мне срочно. Костя».

Оказывается, он звонил поздно ночью. Как раз пока я беседовал с ментами. Я тут же набрал его номер.

— С добрым утром, — послышалось в трубке.

— Кончай прикалываться. Что случилось?

— Я тут ночью все думал… И кое-что придумал. Не хотелось вас обламывать, поэтому…

— Я же говорю, заканчивай.

— Письмо. Я знаю, что это, — сказал он так, что я похолодел.

— Погоди, — сказал я ему. — Скоро буду.

Костик расхаживал по квартире в футболке с надписью «5UCK MY D1CK». Это могло означать только одно: матери нет дома. Поэтому мы без стеснения забрались к ней в бар, в котором нашлась бутылка бренди «Наполеон» — для гостей, — а затем, в компании с Наполеоном, завалились в Костикову комнату, где на столе стоял новенький компьютер. Он был включен.

— Чего ты мне хотел показать? — спросил я.

— Кажется, я догадался, — сказал Костик взволнованно. — Ты помнишь текст?

— Помню.

— «Зайди на гор. почту, на Ленина, 35». Гор. почта. Горячая почта. Хотмэйл. Он так и сделал.

— Хотмэйл?

— Это почтовый сервер. Он так и сделал, как говорил. Завел на нем ящик. На Ленина, 35 — это, наверно, просто адрес такой. Lenin-35. Или что-то в этом роде. Теперь смотри… Либо я совсем дурак, либо не совсем…

Костик со второй попытки подключился к интернету и набрал адрес: hotmail.com. На экране возникла заставка почтовой службы. Затем он вписал в нужное окошечко адрес ящика — lenin-35.

— Надо ввести пароль, — тупо сказал я.

— А ты вспомни. Пароль вы оба должны знать. Password. Он же так и пишет: даю слово!

— И что?

— Перед этим что он написал? «Ты видишь, я еще помню, когда твой день рождения».

— День рождения! Но ты же знаешь, когда у меня день рождения. Ты уже пробовал?

— Нет, Пит. Так нельзя. Я хотел тебя дождаться.

Я подсел к столу и двумя дрожащими пальцами набрал число из восьми цифр. Прошло несколько секунд, пока модем отсылал положенную порцию информации на сервер, и еще несколько, пока по старым медным проводам до нас дошел ответ: в вашем почтовом ящике одно непрочитанное письмо.

— Костик. Это просто офигительно, — сказал я. Голова у меня шла кругом. — Ты знаешь, что ты сейчас сделал? Ты, блин, разгадал какую-то очень важную вещь. Важную для меня. Я теперь для тебя что хочешь сделаю. Что попросишь.

— Да ладно, расслабься, — проговорил Костик, явно польщенный. — То ли еще будет. Мы с тобой прямо детектив пишем.

И ведь как в воду глядел!

Он вытащил пробку и предложил мне глотнуть. Меня не нужно было уговаривать. «Если потом долить чаю, то никто и не заметит, — подумал я. — К тому же мы готовимся к археологической экспедиции». Вслед за этим я нажал клавишу enter.

«Милый мой Петр! — писал мне отец. — Если ты это читаешь, значит, я все сделал правильно. Извини, что мне пришлось говорить с тобой загадками. Но ты ведь у меня понятливый парень, правда?»

«Ну да, понятливый, — думал я. — Только с задержкой в понятиях».

Пока я читал письмо, Костик деликатно смотрел в сторону, потом и вовсе встал с кресла и улегся на диван (на стене над ним был прикреплен болезненно-красный, как горло больного ангиной, постер с Энди Уорхоллом).

Отец писал:

«Если бы ты знал, как я сейчас волнуюсь за вас, ты бы простил мне то, что пришлось скрываться так долго. Я ведь и верно собирался перевести все дела в Москву, открыть реальную сеть магазинов, не чета нашей. Но тамошние партнеры захотели владеть всеми долями. И по-тихому решили меня слить. А ты знаешь, как у нас сливают? Ставят в такие условия, в которых сам все отдашь, да еще спасибо скажешь, что живой остался.