Книга Лабух, страница 41 – Алексей Молокин

— Не стреляй, Болт, — сказал Ржавый, — не стреляй, не видишь, слушают!

Матерый металлист на вершине Ржавого Члена отложил бас-базуку и ответил:

— Что я, дурак, что ли, в людей-то стрелять?

В зале что-то изменилось. Казалось, тревожное закатное солнце пробилось сквозь глухие занавеси. Люди почувствовали, что там, на границе их страшненького в сущности, но такого привычного, защищенного мирка, что-то происходит. Мирок перестал быть защищенным. Это происходило постепенно, но все же случилось внезапно и неожиданно. Так кусок металла, нагреваясь, меняет цвет, но сохраняет форму до самого момента плавления, когда он из куска становится подвижной раскаленной каплей. Стенки «ящика» вдруг перестали существовать. Ченчеры еще не ушли с позиций, но уже не охраняли ни «ящик», ни его обитателей.

И тут среди филириков началась паника. Не та, когда отчаянно визжащие существа, потеряв человеческий облик, бросаются спасать собственные шкуры, нет, это была тихая и какая-то горестная паника. Последние аккорды достигли слуховых перепонок ченчеров и сливов, воротились измененными, и эта отраженная волна всколыхнула зал. Люди молча и обреченно вставали с мест и замирали, не зная, куда им идти, словно и не существовало обжитых уютных коттеджей, ухоженных газонов, словно все, к чему они привыкли за долгие годы, мигом перестало быть. Один только Дромадер-Мария так и остался сидеть на своем месте, то ли ему было все равно, то ли дела и чувства человеческие давно перестали его касаться, а может быть, его собственный мирок был настолько надежно защищен старостью, что ничто извне уже не могло в него проникнуть. Ничто, кроме смерти.

Первым опомнился комендант. Он протолкался к сцене и хорошо поставленным командирским голосом приказал: «Прекратить панику. Очистить проходы. Женщины и дети выходят первыми».

«Молодец, дедуля! — с симпатией подумал Лабух. — Хотя ничего страшного, собственно говоря, не случилось, но люди испуганы, кто-то должен сказать им, что делать дальше».

— Что это с ними? Что вы наделали! — растерянно восклицал бегающий туда-сюда по сцене мистер Фриман. — Я полагал, что вы подарите им чуть-чуть свободы, немного, всего на один вдох, а вы...

— А это и есть свобода. — Мышонок нежно погладил боевой бас. — Страшная, скажу я вам, штука, если без привычки. А главное — ее не бывает чуть-чуть.

Рядом с боевыми музыкантами мистер Фриман чувствовал себя уверенней, да и природная практичность сыграла свою роль, поэтому он довольно быстро оправился от первого шока и почти спокойно сказал: «Ну что, посмотрим, какая она, эта свобода, и с чем она вкуснее всего».

Большинство филириков уже покинуло зал, только в первом ряду тихо дремал брошенный охраной бессменный директор «ящика». Старушка-жена, так и не выпустившая из рук дурацкий портфель, пыталась разбудить его, повторяя: «проснись, Дремочка, пойдем домой...»

— Помогли бы старику, — не выдержал Чапа, — а то так здесь и останется.

— В самом деле! — воскликнул мистер Фриман. — Он ведь по-прежнему директор, никто его с должности не снимал. Пойду помогу.

Внезапно на улице закричали.

Это был просто крик, многоголосый крик без слов. Потом Лабух разобрал отдельные фразы и ужаснулся.

— Ченчеры возвращаются!

— Ченчеры идут!

— Ченчеры...

Музыканты включили боевой режим и бросились к выходу.

Ченчеры возвращались. Они вступали в городок аккуратной колонной, держа строй и даже пытаясь печатать шаг плоскими ступнями, как полагается дисциплинированным солдатам. Впереди шагал ченчер-сержант, выделяющийся своими внушительными габаритами и почти человеческой выправкой. Карабин за его плечами выглядел несерьезной игрушкой, данью традиции. Ясно было, что для того, чтобы расправиться с противником, сержанту не нужно было никакое оружие.

Ченчеры промаршировали по мирным улочкам городка, ступили на плац и выстроились на нем, образовав ровную шеренгу. Сержант, видимо, отдавал какие-то команды, потому что действия ченчеров были на диво слаженными, но команд этих не было слышно. Скорее всего, слова были ченчерам просто не нужны.

Несмотря на страх перед ченчерами, обыватели и не думали разбегаться по домам. Болезненное любопытство, подогреваемое чувством опасности, заставило их столпиться у невысокого барьера, обрамляющего аккуратно расчерченную асфальтовую площадку.

Ченчеры чего-то ждали. По неслышной команде сержанта встали «вольно», не нарушая, однако, строя. Потом сержант подобрался, повернулся к строю ченчеров и что-то прокаркал.

— Ага, они все-таки разговаривают, — отметил Лабух, перебрасывая гитару на грудь и нащупывая спусковой крючок.

Строй мгновенно выровнялся, взяв смешные игрушечные карабины «на караул».

По асфальту плаца, неторопливо, как и полагается командиру, прямо к строю ченчеров шел комендант.

Комендант остановился перед строем, придирчиво рассматривая ченчеров, словно это было обычное вечернее построение или какое-нибудь еще армейское мероприятие.

Сержант, отшлепывая строевой шаг босыми перепончатыми ступнями, подошел к коменданту и отрапортовал странным кашляющим голосом: «Господин комендант. Подразделение охраны объекта построено. Несение службы по охране вверенного нам объекта завершено. За время несения службы уничтожено физически сто пятьдесят пять нарушителей. Ввиду отсутствия прямых указаний и в целях укрепления морального и физического состояния бойцов нарушители были утилизированы по моему усмотрению».

Слова давались ченчеру с трудом, но он пусть и медленно, но, практически не запинаясь, доложил коменданту, после чего отступил в сторону и стал по стойке смирно, смешно шлепнув босыми пятками.

Комендант терпеливо дослушал его, потом неторопливо повернулся к строю.

— Здравствуйте, товарищи бойцы! — гаркнул комендант.

— Здра-кра-кра-кра! — отвыкшими от человеческой речи голосами грохнул строй в ответ.

— Поздравляю вас с завершением несения караульной службы!

— А дед сечет ситуацию! Ох как правильно сечет, — Мышонок опустил бас стволом вниз.

— Кр-ра! — загрохотали ченчеры.

— Сержант, скомандуйте «вольно» и зайдите ко мне для оформления документов. — Комендант повернулся и неторопливо зашагал в сторону комендатуры.

Ченчер-сержант отдал беззвучную команду и устремился за комендантом. Строй ченчеров рассыпался, бойцы загалдели, принялись хлопать друг друга по бронированным плечам, словно футболисты, забившие наконец гол, и даже в желтых бронешарах, прикрывающих глаза ченчеров, появилось какое-то радостное выражение. В довольном ворчании ченчеров с трудом угадывалось выхрипываемое нечеловеческими голосами слово: «Де-ем-бель! Де-ем-бель!»

Обыватели, посчитавшие, что ситуация благополучно разрешилась, начали расходиться, облегченно галдя и переговариваясь.