Онлайн книга «Год Черной Лошади»
Гай всхлипнул. Все напрасно. Ничего нет. Гимн бессилию, обреченности, тоске и смерти. Молча тоскует площадь, а он — что он может сделать?! ЗАБЫТЬ? А как можно простить, не забывая? С другой стороны, какой прок в прощении, если — не помнить?.. — Я прощаю вас, — сказал он еле слышно. Ничего не произошло. Только ниже наклонились головы. «Нет, темнота не страшная… Не бойся темноты, Гай. Ведь по другую ее сторону, ты знаешь, есть твой дом, и мы тебя любим и ждем…» — Ну какие вы сволочи, — сказал Гай сквозь слезы. — Ну как я вас ненавижу, ну что вы со мной делаете… Ну зачем мне это надо, за что… Какие вы гады, какие… ну… я… Он закрыл лицо ладонями. И прошептал, давясь слезами: — …прощаю… Земля дрогнула. В следующую секунду дома вокруг площади стали падать. Они рушились беззвучно, не рушились даже, а рассыпались в прах — сначала обнажался остов, потом оставалась медленно оседающая туча пыли. Гай стоял на коленях — и смотрел на этот конец света, пока камни под ним не заплясали, разъезжаясь; закопченный каменный палец накренился и рухнул, распавшись в ничто. Дольше всего держалась колокольня, но и она наконец уронила онемевший колокол и превратилась в груду поросших мхом камней. Распад закончился. Пустого Поселка, именовавшегося когда-то Горелой Башней, теперь не существовало. Были развалины — древние, затянутые корнями, поросшие кустарником, завоеванные лесом, большей частью неразличимые среди буйной зелени, и единственным знаком цивилизации был автофургон, ожидающий совсем неподалеку, посреди узенькой, поросшей травой дорожки. Гай сидел на вросшем в землю камне, среди желтой, годами осыпавшейся хвои. И дышал хвоей, а неторопливый лесной ветер потихоньку остужал горящие, прямо-таки воспаленные щеки. Крысолов деловито стряхнул глину с выцвевших защитных штанов. Присел рядом, отыскал среди хвои камешек, подбросил высоко вверх, ловко поймал. Протянул Гаю: — На. Гай взял, подержал на ладони, потом спросил: — Зачем? Крысолов пожал плечами: — Мало ли… Видишь, там дырочка. Талисман… На обломок столетнего пня села непуганная синица. Где-то заверещала цикада, и голос ее был голосом горячего, безмятежного лета. Цикаде ответила другая — теперь они верещали дуэтом. Гай бездумно ощупал себя — рубашка, штаны… и воспоминание о балахоне из мешковины. Пальцы помнят… тело помнит, каково это на ощупь… — Как ты? — негромко спросил флейтист. — Все в порядке? Гай спрятал лицо в колени и заплакал. Захлебываясь, навзрыд, без оглядки; его слышали только синица и Крысолов. Цикады не в счет — все цикады мира слушают только себя… Синица удивленно пискнула. Крысолов молчал. За лесом садилось солнце. — Мне жалко, — сказал Гай выплакавшись. — Слишком… мне жалко. Этот мир… мне не нравится. Я не хочу… в нем… — Подумай, — медленно отозвался Крысолов. Косые лучи заходящего солнца осветили верхушки сосен. По колену Гая взбиралась зеленая меховая гусеница; захлопали чьи-то крылья. — Мне простятся эти слова? — спросил Гай шепотом. — Уже простились. За сегодняшний день тебе многое… ну, пойдем. Там ждут тебя твои животные… Солнце село. Свечки сосен погасли; синица вспорхнула и полетела в лес. — Где они теперь? — тихо спросил Гай. — Не задавай глупых вопросов. Это знание не для тебя. — Я не понимаю одного… — Ты не одного — ты многого не понимаешь… Вставай, не сиди, время, время, поехали… Крысолов уже шел к машине; Гай беспомощно проговорил ему в спину: — Но ведь если… это было со мной, и если… срок их наказания прошел, заклятие снято… то и я тоже должен был… с ними? уйти?… Крысолов остановился. Медленно оглянулся через плечо: — Ты и правда в этом что-то понимаешь?.. Фольклорист… Не ешь меня глазами, ничего нового не увидишь. Вставай, пойдем. Гай поднялся. — Так… да или нет?.. Крысолов вздохнул. Пробормотал с видимой неохотой: — Да. По закону — должен. — Значит… — Молчи. Ни слова. Считай, что один твой знакомый взял тебя на поруки. * * * Когда машина, выехав из леса, выбралась на накатанную Рыжую Трассу, сумерки уже сгустились. — Тебя не хватились? — поинтересовался Крысолов. Он по-прежнему сидел рядом с Гаем, выставив локоть в окно. — Рано еще… — неуверенно пробормотал Гай. И включил фары. До фермы оставался от силы час пути. — Смотри, луна всходит… — Крысолов удовлетворенно улыбался. Над горизонтом поднимался красно-желтый тяжелый диск. — Полнолуние… — Гай не то удивился, а не то и задумался. — Ты же специалист, — подмигнул Крысолов. — Полнолуние, да… Гай молчал. Ему слишком много хотелось сказать и о многом спросить, но он молчал, почти полчаса, пока Крысолов не тронул его за плечо: — Останови… Здесь я выйду. Машина остановилась; дверцы распахнулись одновременно с двух сторон. Гай молча подошел к флейтисту. — Смотри, — Крысолов указал в сторону, где, еле видимые в сумерках, стояли у дороги несколько сухих деревьев. — Знаешь легенду… про этих? Темные массивные фигуры, нависающие над рощей и над дорогой, простирали изломанные ветки к луне. Гай неуверенно улыбнулся: — Их зовут… «молящимися». Так их зовут… — Да, — кивнул Крысолов. — Это были люди, могучее, сильное племя. В один прекрасный день оно отказалось поклоняться лесному богу и обратилось к Небу. Но Небо было высоко, а лесной бог жил среди них, он разгневался и сказал: «Вечно вы будете молить Небо о пощаде, но Небо не услышит вас». Тогда они вросли в землю и с тех самых пор протягивают руки в молитве, а Небо глухо… Вот так, Гай. Я прощаюсь с тобой. Ничего не бойся — все будет хорошо. Счастливого пути. Он повернулся и пошел в темноту, легко и бесшумно, залитый светом луны; Гай стоял и смотрел ему вслед, потому машинально сунул руку в карман — рука коснулась камушка из стен Горелой Башни. — Подождите! — крикнул Гай и кинулся догонять. Уходящий обернулся; в свете луны Гай увидел, что он улыбается. — Я хотел сказать… — Гай перевел дыхание. Он не знал, что говорить. А говорить мучительно хотелось, а Крысолов ждал, улыбаясь, и Гай наконец-то выдавил еле слышное: — Я… благодарен. Прощайте. |