Онлайн книга «Год Черной Лошади»
Вита молчала. Сигарета тлела в ее руке, пепел падал прямо на пол. — А то, что ты действительно Актриса… Настоящая, глубокая, зрелая… это же и козе понятно, стоит тебе только выйти на сцену. Они хотят тебе сломать хребет, понимаешь? Если ты пойдешь восемнадцатого играть свое «кушать подано» — об тебя ноги вытрут и дальше пойдут… И что бы потом ни написали в дипломе… хоть «гениальная»… это уже не будет иметь значения, понимаешь? Вита молчала. Сигарета в ее руке прогорела до самого фильтра. * * * — Завтра у нас конкурс клубной самодеятельности, — с сожалением сказала администраторша. — Так что сцена, извините, занята с двенадцати до десяти. Но могу вас пустить в паркетный зал, это там, где танцы… Разумеется, под вашу ответственность, Тимьянов, там очень дорогой паркет… — Нам не нужен паркет, — сказал Тимур, сдерживая отчаяние. — У нас три дня до премьеры! Нам нужна сцена! — Но это же Народный клуб, — сказала администраторша укоризненно. — Это же плановое мероприятие, понимаете? — Понимаю, — сказал Тимур. Он устал. За эти десять дней он вымотался, как футбольный мяч. Его били со всех сторон, он метался, ухитряясь каким-то образом добиваться своего, пусть с потерями, пусть на пределе возможностей, но — добиваться… Уже заказана машина — отвезти декорации. Уже есть договор с монтировщиками, не раз и не два работавшими на Коне. «Отказаться можно в любой момент, я не обижусь. В любой момент, до третьего звонка…» — Пустите нас на ночь, — сказал Тимур. — Это очень нужно. Пустите! Администраторша смотрела на него — немолодая, неумная, не очень счастливая женщина. На дне ее глаз еще жило воспоминание о «Комедии характеров» — смех, мысль, тишина, отзвук аплодисментов… — Не дай вам Бог, Тимьянов, зажигать на сцене настоящие свечи… — Не будем. — И не дай вам Бог опять разливать на сцене воду — от этого покрытие коробится… — Не будем… — Если вы мне клянетесь, Тимьянов, что в помещении будут находиться только ваши люди… Только те, кто записан у меня в заверенном списке… — Клянусь! — …и если на сцене не будут курить — в порядке исключения, Тимьянов… Слышите? Я допущу вас в зал ночью — в порядке исключения! * * * — Тим… Можно тебя на минутку? Борис. Опять что-то случилось. — Тим… У меня мама заболела… отец на ночной смене, некому с ней ночью… Тим, не могу я сегодня. Ну хоть убей… Давление высокое… У нее, когда давление… Понимаешь? Тимур закрыл глаза. Ему показалось — на секунду; когда он поднял веки, оказалось, что Борис смотрит на него с недоумением и ужасом. — Боря, — сказал Тимур. — Хочешь, я найду для твоей мамы сиделку? С медицинским образованием? — У меня денег… — Совершенно бесплатно? Хочешь? — Тима… — Боря. Осталось три дня. Мы не можем делать прогон без тебя. Мы не можем. — Но мама… — Я же сказал, что приведу сиделку. — А если ей станет хуже? — в глазах Бориса мелькнула тень истерики. — А если… я же не смогу жить! Я же… Тимур взял его за воротник. Притянул к себе, к самым глазам: — Ей не станет хуже. Ей будет лучше, это я тебе говорю! Я найду самую лучшую в городе медсестру. Я оплачу лекарства… Я найду профессора, и он бесплатно будет с ней сидеть! Всего несколько часов, с одиннадцати до пяти утра! Ну как, согласен?! Борис молчал. Хватал воздух ртом, как рыба. * * * — Тима, ты не забыл о своем обещании? — Я разве что-то обещал, мама? Длинная пауза. — Ты обещал позвать меня на генеральный прогон. — Нет. Я не обещал. Ты просила, чтобы я обещал, но я… — Тима. Послушай… Нет, не слушай. Не слушай никого, только себя… шагай через меня, шагай через всех… ради искусства… оно того стоит… если Кон оценит тебя — все простят тебе… всё простят… даже те, через кого ты переступил… — Мама, отдай бутылку. Ну отдай! Тебе нельзя больше! — Господи, как мне тяжело. Знать все наперед — и ничего не уметь объяснить… Я знаю. И не могу убедить тебя. Тим, я приду на прогон, восемнадцатого, утром. И ты не сможешь помешать мне. Кон меня знает, он знает, что ты мой сын, он меня пропустит. * * * Начало ночной репетиции назначено было на одиннадцать ноль-ноль. Во всем здании клуба никого не было. Дремал вахтер в запертой прихожей, на сдвинутых стульях; покачивались на сквозняке бумажные гирлянды, непременный атрибут всех смотров самодеятельности. — Который час? — Одиннадцать сорок… Тимур и Дрозд дежурили у входа, чтобы сразу услышать, когда Кирилл постучит в запертую стеклянную дверь. Но минуты шли, а Кирилла не было. Без десяти двенадцать. — Спокойно, Тим. Все бывает. Я в Кирюшку верю. Он придет. Ноль часов две минуты. Ноль часов, тридцать минут… В холле появилась Вита. Молча протянула карамельку Тимуру и еще одну — Дрозду. Ноль часов сорок минут. — Я его видела сегодня… то есть вчера вечером. Он был веселый, никакого намека… даже мысли не было, что он может не прийти! Тимур молчал. Еще в одиннадцать десять младший брат Кирилла, с которым Тимур говорил по телефону, утверждал, что Кир пошел на репетицию. И уже давно. — Иди к ребятам, — сказал Тимур Вите. — Возьми у меня в сумке термос с кофе, литровый такой, знаешь… — Ага, — деловито обрадовалась Вита. Вахтер храпел. Ноль часов пятьдесят девять минут… Тихий стук в стеклянную дверь. Они вскочили одновременно — Тимур и Дрозд. Осторожно, чтобы не разбудить вахтера, вынули железную скобу, соединявшую ручки дверей; Кирилл вошел странно, боком, надвинув на глаза вязаную лыжную шапочку. — Кир?! — Руку сломали, — сказал Кирилл, будто извиняясь. — Тим… Это ничего. Руку сломали, но ведь не ногу же… А морду гримом залеплю, ничего и не видно будет… А сотрясения, сказали, нет… Только руку сломали… Такая шобла, человек пять… Под правым глазом Кирилла растекался синяк. Щека расцарапана, губы разбиты; правая рука висела на перевязи, в лубке, и видны были синие, перепачканные гипсом пальцы. «Отказаться можно в любой момент, я не обижусь. В любой момент, до третьего звонка…» Тимур без сил опустился на скрипучий стул. |