Онлайн книга «Год Черной Лошади»
— Ага. — Теперь представь, что в этом цилиндре помещен шар… тоже стеклянный. Представил? — Ага. — А еще в этот цилиндр вписан конус… Что такое конус, знаешь? — Да. Вроде колпака. — Так вот — объемы этих красивых фигур соотносятся как три к двум к одному. Понял? — М-м-м… Да. — А теперь представь, как обрадовался человек, впервые совершивший это открытие. Как впервые радуется всякий, кто это постигает… Это гармония. Мир гармоничен, он гармонично устроен. Возможно, мир сотворен математиком, а может быть, мир сотворен с помощью песни… Понимаешь? Математика так прочно связана с музыкой, что даже песню «В лесу родилась елочка» можно описать с помощью формулы… Понимаешь? — А вы верите в Бога? — А ты? — А я — не знаю… Молчание. — Кстати, Саша… Твои коленки уже зажили? Как ты себя чувствуешь? — Коленки? Ну да, уже корочкой покрылись и не болят… Ой. — Что? — А… откуда вы знаете про мои коленки? Новое молчание. Мгновенное. — Ты же мне говорил, что упал, когда был гололед. — Точно говорил? — А откуда тогда я знаю? Пауза. — Я не знаю, откуда вы знаете. Потому что я вам все-таки не говорил. Смешок в трубке: — Ну ладно… Будем считать, что мне это приснилось. * * * На другой день позвонил Михель. Эмма почти не сомневалась, что он позвонит, и даже обрадовалась, услышав в трубке его чуть подернутое акцентом приветствие. Она снова успокоила его — все в порядке, она себя чувствует хорошо, никакого сотрясения у нее нет и не было, ссадины заживают. Он помолчал — и предложил ей пойти в субботу в ресторан «Кортес». Она отказалась автоматически. Она почти испугалась, потому что вежливость вежливостью, и человеческое внимание делает Михелю честь, но вот ресторан «Кортес» в рамки сочувствия никак не вписывается. А потом ей стало обидно, что ей тридцать пять, а в ресторане «Кортес» она не была и, наверное, уже никогда не будет… К счастью, Михель повторил свое приглашение снова. * * * — …Вот вы говорите «красота, гармония»… А польза какая-то от этого есть? — Конечно. Или тебе интересно, какая от красоты в этом мире польза? — Нет… Вот, например… Вы говорите, что математика чуть ли не все на свете может… А вот что-нибудь такое, что всем людям полезно… Например, будущее предсказывать? — А ты думаешь, что это всем людям полезно? — Не знаю… Но математика может или нет? — А что бы ты хотел узнать? Из будущего? — Например, с каким счетом завтра наши с Германией сыграют. — Продуют наши. Четыре-один. — Да вы что! Не может быть! — Ничего не поделаешь. Немцы сильнее. Чудес не бывает. — Но с таким счетом — не может быть! — Ну что ж, не может — так не может… * * * — Ростислав Викторович! — Привет, Саша. — Признайтесь — вы просто угадали счет? — Ну конечно. Просто угадал. — А… как? — Повезло мне, вот и угадал. Молчание. — Ростислав Викторович, а может, вы меня сейчас обманываете? — Господи, да в чем же? — Может, вы не угадали вовсе, а математически предсказали? — Может, и предсказал. — Нет, я так не играю… Так угадали или предсказали? — Много будешь знать… — Ростислав Викторович! А в лотерею можете? Числа угадать? — В лотерею не буду. Азартные игры… Знаешь, сколько народу погорело, лотерейные билеты по науке заполняя? — Я ничего не буду заполнять! Тут розыгрыш будет через полчаса, я уже ничего не успею… Ради научного эксперимента — скажите, какие числа выпадут, а? * * * На другой день она позвонила Иришке. Та, как обычно, бурно обрадовалась, хотя поводов для веселья было не очень-то много: Игорешка лежал с тяжелым гриппом, а Офелию буквально позавчера дернул черт выяснять отношения с двумя ротвейлерами, в результате чего обе стороны изрядно пострадали. — Послушай, — сказала Эмма, когда подробно обсуждены были и методы лечения Игорешки, и цены у разных ветеринаров, и наглость не в меру расплодившихся ротвейлеров. — А ваш репетитор… Игорек еще с ним занимается? — Ну да, — сказала Иришка. — Только пропустили уже три занятия. Негоже занятого человека гриппом травить. — Да, — сказала Эмма, внутренне решаясь. — А… как он вообще? — Да все по-прежнему, — отозвалась удивленная Иришка. — А что? — Ты никогда… — Эмма замялась, — не замечала за ним… ну, чего-нибудь такого? Она хотела спросить: «Ты не замечала, что он будущее предсказывает?», но в последний момент придержала язык. — Да он весь… такой. — Иришка, наверное, пожала плечами, потому что трубка, которую она удерживала обычно без помощи рук (была у нее такая привычка — мыть посуду, стирать или перекладывать вещи во время разговора по телефону) вырвалась и упала, так что Эмма услышала грохот, вскрик, ругательство и отдаленный голос Ивана. — Хорошо хоть не в тазик, — сказала Иришка секундой спустя. — Так что я говорила? — Игорешкин репетитор… — А? Да, он такой, сумасшедший ученый, я же тебе… Что? Ой, Эммочка, извини, тут надо чего-то Игорешке, он лежит… Распрощались. Эмма долго сидела перед немым телевизором, смотрела на экран, как смотрят в огонь камина, а рядом на столе лежал клочок бумаги — оторванный угол старой газеты, на котором в строчку записаны были шесть цифр, и каждое обведено красным фломастером. Эмма не верила в невероятное. То есть она четко разграничивала «ту» и «эту» сторону воображаемого экрана. «По ту» сторону невероятное существует легально и потому приносит радость; если в невероятное «за дверью» Эмма верила, и с воодушевлением, то гадалки, штатные астрологи и экстрасенсы вызывали у нее раздражение и даже гадливость. Теперь — Ростислав. Росс. Предсказать результат матча — пусть даже скандальный, никем не ожидаемый результат — можно. Но сразу вслед за этим угадать шесть цифр лотереи?! Эмма четырежды бралась за телефонную трубку — и четырежды клала ее обратно. Сквозь прозрачные голые деревья виднелась улица. Текли навстречу друг другу два потока — белых фар и красных огней. Из приоткрытой форточки пахло мокрой землей. По городу бродил призрак весны. Тем временем в театре бушевали бури, проносились смерчи над лысинами и париками, и если Эмма не принимала в «революциях» участия, это еще не значило, что «революционеры» о ней забудут. В пятницу Эмму вызвал главреж. Это было тем более удивительно, что последнее десятилетие они общались очень скупо: «Здравствуйте», «До свидания», «Здесь вы выходите, Эмма Петровна, оцениваете партнера, всплескиваете руками и уходите в правую кулису». |