
Онлайн книга «Певец из Кастагвардии»
Кавалькада вскоре повернула к северу. Они шли через лес, среди трепещущих серебристых осин. Дальше дорога вела их на гребень горы. По спинам людей, тащивших за собой медведя, ручьями струился пот. Некоторые женщины плакали; но когда Мамлюк прикрикнул на них, угрожающе приподняв дубину, покорились и принялись тянуть и толкать зверя с удвоенной силой. Люди понукали его, стегали кнутами, тащили за цепи; на лапах медведя, там, где цепи впивались в плоть, выступала кровь. Каспар почему-то был до крайности вымотан подъемом в гору. Когда наконец они достигли гребня горы, он едва на ногах стоял. С высоты открывался вид на широкую дорогу вдоль реки, чья вода блестела золотой рудой и вилась по земле, как медовая полоса. Каспар не понимал, отчего ему так плохо. Может быть, мутит от высоты? Нет, это просто смешно – он же торра-альтанец! Ноги все еще повиновались ему, делая шаг за шагом, но в голове сильно помутилось. Юноша не мог сосредоточиться ни на чем, кроме Мамлюка и сладкой мелодии его флейты. Это была плавная, успокаивающая колдовская мелодия. Каспар спотыкался, прикованный взглядом к черному меховому плащу Мамлюка, трепыхавшемуся в такт его властному шагу. Маленькая Лана старалась держаться поближе к Каспару, словно чувствуя в нем противовес окружавшему ее зверству. Она плакала. Ее брат то и дело оглядывался, ища девочку взглядом, и взглянул в глаза Каспару, просительно улыбнувшись. Мамлюк приказал остановиться и принялся расхаживать по долине, бросая на ветер щепотки своего порошка. Зелье рассеивалось в воздухе, сверкая мириадами крошечных радуг. Каспар тяжело осел на землю, держась за голову, и попробовал встряхнуться – но мир так и плыл у него перед глазами. Рядом недовольно хныкал Папоротник. – Я же сказал, что этот человек не тот, кого мы ищем. Зачем мы все еще здесь, мастер Спар? Надо убежать. Каспар застонал. – Убежать? Как? У Папоротника появилась раздражающая привычка – тереться лбом о связанные руки. Каспар хотел было сказать лёсику, что это бесполезно, но даже на такую мелочь у него не хватило сил. Он только вяло удивился, как это Папоротнику удается так хорошо держаться. – Наверное, это из-за мяса, – пробормотал он. – Проклятая отрава. Вот Брид бы нас вылечила. Даже Май, наверное, посоветовала бы какую-нибудь травку. Лёсик повернул голову и фыркнул, как будто Каспар сказал необыкновенную глупость. – Из-за мяса! Ну и ну! Я-то думал, у людей побольше ума. Он снова принялся тереться о свои путы. Каспар не мог думать ни о чем, кроме ужасных резей в желудке. Пальцы его дрожали, внутри все сжималось от болезненных позывов к рвоте. – Конечно же, зараза была в воде, – продолжал Папоротник. – Неужели ты не почувствовал запах? – Почему ж ты сразу не сказал? – Ну, так надо же было попить. Каспар что-то запутался. – Но ты сам нормально себя чувствуешь? – Ну конечно, нормально. Лёсик поднялся на ноги и принялся нюхать воздух. Каспар решительно ничего не понимал. Он начинал разделять мнение Абеляра, считавшего Папоротника на редкость неприятным существом. – Они идут следом, – изрек Папоротник новую загадку. – Кто? – Остальные. – Папоротник, не мог бы ты говорить нормальным бельбидийским языком? Лёсик удивленно взглянул на него. – У нас в стаде было иначе. Я говорил одно слово, ну, два, и все понимали, о чем я. А вы, люди, всегда требуете объяснений. – Но ты же ничего не объясняешь! – Всё я объясняю. Я же сказал, зараза была в воде. – И что же? Почему я от нее болею, а ты нет? – А ты болеешь? – Папоротник казался немало удивленным. – Ты что, не пожевал оленьей овсяницы? – Я не ем траву. – Но ведь все знают, что если ты пил или ел несвежее и тебя тошнит, нужно съесть много-много оленьей овсяницы. – Лёсик глядел на юношу, как на круглого дурака. – Значит, ты знал, чем я отравился, и знал, чем можно вылечиться, – и даже слова мне не сказал?! Папоротник нахмурился. – Ну, не сказал… Разве я мог представить, что кто-то этого не знает сам? Просто смешно. Каспар с трудом сдержался, чтобы не отвесить ему пинка. – Ладно. Есть у тебя эта овсяница? Лёсик закивал и вытащил из кармана пучок ярко-зеленых листьев с черными прожилками. – Вот. Только это горная разновидность. Каспар запихал сразу несколько листьев в рот и начал с трудом жевать, да так, что челюсть заболела. – А кто идет за нами? – пробубнил он, сглатывая жесткую лиственную кашицу. – Я же сказал – остальные. – Какие остальные? С нами больше никого не было. И снова Папоротник одарил его изумленно-презрительным взглядом. – У них есть имена, они разговаривают с тобой – а ты о них даже не помнишь. – Он с отвращением потряс головой. – Ну да, ну да, конечно! Я и забыл. Они же не люди, а значит, ты их не принимаешь в расчет. Ни благородного Огнебоя, ни этого раздолбая Трога, ни убийцы Рунки – их для тебя просто не существует. Пф! Вы всегда цените только себе подобных. – Но, Папоротник! Они никак не могут за нами идти. Ну, разве что Трог и Рунка могла увязаться… Но не Огнебой. Кони всегда возвращаются домой, ты просто не знаешь. – Ладно, посмотри сам. Зрение Каспара еще не прояснилось, хотя тошнота почти прошла. Пожалуй, придется поверить Папоротнику на слово. Каспар убедился за последние несколько месяцев, что Лесику неведома ложь, и искусства сочинения историй он тоже не понимает. Тем временем Мамлюк спрыгнул с камня и подошел к пленникам. Он схватил Каспара за воротник и сильно встряхнул. – Что же, колдун! Яд на тебя подействовал, но я вижу, ты уже оклемался. С помощью какого треклятого волшебства? Разноцветный порошок снова блеснул Каспару в глаза, замутняя зрение; он почувствовал вонь горелого волоса и увидел демонические вспышки пламени. Но юноша знал, что настоящая магия не так вершится, и только беззаботно рассмеялся – хотя все, кто был поблизости, содрогнулись от страха. Какая-то девочка заплакала, старик прикрикнул, чтобы она замолчала. Мамлюк оскалился и рявкнул на своих людей, приказывая ставить лагерь. Папоротник, очень возбужденный, коротко покашливал. Мамлюк низко наклонился над пленными, его косые глаза, казалось, увеличились – но поймать их взгляд было невозможно. Он сделал несколько быстрых хватательных движений, как будто ловил бабочку, и выругался. – Колдовство! У тебя чистые глаза. |