Книга Империя Звезд, страница 64 – Элисон Бэрд

Дамиону казалось, что гневные слова против Халазара молодой пленник говорил искренне.

Не все мохарцы были готовы согласиться с доводами Дамиона, ангел он там или нет. Старая ненависть живуча. Но в конце концов большинство согласилось, что включить в свой план хотя бы некоторых зимбурийцев стоит.

— Нам нужны лазутчики, — напомнил Дамион. — И только зимбуриец может свободно пробраться в город. И рассказать нам, что там творится.

— Ха! Зимбуриец нас продаст, как только ему солдаты денег предложат, — сказал Унгуру. — Бледнолицые верны только своим — хотя драться не станут и за них, если не заставят.

Кирам Йарисс вскинул голову и ответил с внезапным блеском карих глаз:

— Мы — бойцы. Мы бьемся, чтобы жить. И бьемся с тех самых пор, как поселились в степях Южного полуострова, где пустошь и холода. Наша воля к жизни дала нам там выжить, позволила в конце концов сдвинуться к северу, где теплее. И ничто перед нами устоять не могло. Мы завоевали империю Каана, взяли земли каанцев и выгнали их за море, на островные колонии, откуда они уже не вернулись. Мы — воины, мы — зимбурийцы, потому что мы любим жизнь вопреки ее суровости — иначе бы мы никогда не выжили долгие века на суровом Юге.

— Дети Валдура! — сплюнул Унгуру.

— Так вы нас зовете. Но когда-то, до того, как явились жрецы Валдура и потребовали, чтобы мы почитали его, мы молились тем же богам, что и вы, мохарцы. От вас мы узнали о небесной богине Найе и ее супруге Аккаре, что обитает на земле. Теперь почитать их в нашей стране запрещено, но зимбурийцы не забыли старой веры.

— Лгун! — рявкнул воин и развернулся к Йомару. — Почему ты не заставишь его молчать?

Йомар колебался. Сердцем он был с Унгуру, но время, проведенное вдалеке от Меры, притупило старую ненависть и расширило кругозор. Конечно, есть зимбурийцы, у которых не меньше причин ненавидеть Халазара, чем у мохарцев, и даже больше — на них сильнее давит его тирания. Что еще лучше, их недовольство может оказаться заразным. Обернуть народ Халазара против него — это было бы огромным успехом.

— Ладно, Йарисс, — наконец неохотно сказал Йомар. — Попробуем. Но если ты нас предашь, зимбуриец, то тяжко расплатишься. Я тебя сам найду — обещаю.

Йарисс широко улыбнулся.

— Я тебя не подведу, — поклялся он. — Это я делаю ради своей семьи. У меня сейчас две жены, одна из них — вдова моего брата, погибшего в бою. Я должен был взять к себе ее и ее детей. У меня у самого от первой жены их четверо, Наша ферма разрушена войной, и мне пришлось бы, чтобы выжить, везти семью в город. Я тебе вот что скажу: народ не питает ненависти к мохарцам или людям Запада. У всех зуб на Халазара, хотя открыто сказать такое никто не смеет. И сыну Йемосы они станут служить охотно.

— Это еще кто такой? — спросил Йомар.

— Ты.

— Чего? — вытаращился Йомар.

— Ты ведь не знаешь, кто были твои родители, Йомар? А я знаю. Генерал Йемоса, великий воин и человек чести, был любим в народе, потому что он использовал свое богатство и положение для помощи бедным. И Халазар, и царь Зедекара его ненавидели за любовь людей. Но Зедекара боялся против него что-нибудь предпринять, а Халазар просто не мог. Потом родственники первой жены генерала публично от него отреклись — он, сказали они, покрыл их позором. В его доме была рабыня, мохарка, в которую Йемоса был влюблен с юности. Они вместе выросли в доме его отца. Йемоса, глядя на Нехари, видел не рабыню, а только красивую девушку. Втайне она ответила взаимностью на его любовь, и он освободил ее от всех обязанностей рабыни и поклялся сделать ее своей женой официально. Когда об этом узнал Халазар, от тут же увидел наконец повод казнить генерала, а Нехари и ее ребенка послал в лагерь рабов. Я думаю, что этим ребенком был ты, Йомар.

Йомар вперился в него.

— Ты сказал, что Йемоса любил эту женщину? Он ее использовал — она была рабыней в его доме. И ты сам сказал, что он женился на других.

Но он вспомнил скорбь в глазах матери, слезы, которые она беззвучно лила, когда думала, что никто ее не видит. Обычные, ежедневные страдания раба? Или что-то другое?

— Женился он только потому, что отец его заставил. Эти другие были дочерьми богатых и влиятельных людей, и чувств у него ни к одной из них не было. Использовал, говоришь, рабыню? Рискуя арестом и казнью? Любил он ее, и она его. Это единственное объяснение. Твой отец был хорошим человеком, Йомар, что бы ты там ни думал, — сказал Йарисс. — Если ты ненавидишь его, ты ненавидишь что-то в себе.

— Ненавижу, — согласился Йомар. — Зимбурийскую половину.

— Жаль. Потому что горожане любили бы и тебя, если бы знали, чей ты сын. Йемосу в эти плохие времена вспоминают все чаше.

Киран Йарисс отвечал долго, и все с интересом слушали. Да, войска Гемалы взяли много арайнийских пленных. Они остались живы, но сидят в подземельях Йанувана. Другим повезло меньше. Некоторые зимбурийские рекруты, которые пытались бежать из армии, должны были быть казнены в храме Валдура в эту самую ночь. Самый младший был четырнадцатилетний мальчишка, которого мать спрятала от вербовщиков, но выдал сосед — за деньги. Голос молодого крестьянина дрожал от гнева.

— Осужденных посылают в храм, чтобы они услышали официальный приговор от жрецов, а потом во дворе храма их казнят. Халазар еще не решается приносить человеческие жертвы на алтарь, но всем попятно, что к этому идет. Его необходимо свергнуть.

— Мы должны их спасти! — воскликнула Лорелин. Все уставились на нее, в том числе Йарисс.

— Спасти приговоренных? Ты с ума сошла. Как мы это сделаем? — ответил Йомар. — Их же держат в подземельях.

— Ты же слышал, их должны провести к храму по улицам. Он говорит, что их всего полдюжины. Неужто мы их не отобьем у стражников?

Унгуру посмотрел недоверчиво.

— Спасать зимбурийцев? Этого только не хватало.

— Эти люди, — ответил Дамион, — умирают из-за нас, из-за вторжения нашей армии. Эйлия хотела бы, чтобы мы их спасли, если сможем.

Йарисс посмотрел на них внимательно.

— Это было бы хорошо, — сказал он, — если бы вы смогли это сделать. Тогда граждане Зимбуры встали бы на вашу сторону. Случалось, что богов-царей свергали, и это может случиться снова. Люди не сопротивляются Халазару, потому что он кажется всемогущим, и они утратили мужество. Спасите смертников, и вас за это будут любить, а главное — поймут, что у вас тоже есть сила.

Дамион направился к развалинам, где в одиночку медитировал Вакунга, как всегда он делал в конце дня. Старик был в глубоком трансе, но при звуке шагов Дамиона поднял глаза, потом кивнул, будто подтвердилось его предположение.

— Иди сюда, — сказал он, как всегда коротко. — Рассказывай.

Дамион сел в нише рядом со стариком и рассказал про известия, которые принес крестьянин. Шаман слушал внимательно.

— Все, что ты говоришь, — правда. Прийти на выручку беспомощным — дело благородное и принесет тебе восхищение. Но я боюсь этого колдуна, которого вы зовете Мандрагором. — Он посмотрел сквозь арочный вход ниши на темнеющее небо. — Был когда-то давным-давно мохарский шаман — вы таких называете немереями, — который научился менять облик. Он чаще всего становился черным леопардом, потому что восхищался этим зверем за его красоту и проворство, и вскоре стал тяготиться собственным человеческим телом из-за его слабости и несовершенства. В конце концов он перестал принимать любые другие формы, кроме леопардовой, а презрение к человеческому телу сменилось презрением к людям. Он считал себя выше всей деревни и через годы стал ненавидеть людей и охотиться за ними, как дикий зверь — только с жестокостью и коварством, которых ни у какого зверя нет. Люди не понимали, что это за леопард такой, который убивает своих жертв, но не пожирает. Этот странный черный леопард охотился только ночью и был настолько хитер, что не попадался ни в какую западню или засаду. Люди стали опасаться, что это — злой дух, каким-то проклятием спущенный с цепи на людей. Но нашелся в племени один юный воин не только храбрый, но и мудрый. Он пришел в этот старый город, потому что знал о великом лежащем здесь сокровище: черный камень, больше человека, упавший с неба.