Онлайн книга «Проклятие сумерек»
|
Разумеется, это не так: все три девицы обладают завидным аппетитом. Просто сложением пошли в мать. Не толстеют, и все! Маргофрон улыбнулся, думая о дочерях. Старшая и младшая – мастерицы. Уже сейчас пуговицы и ленты их работы раскупают лучше, чем привозные. Средняя – со странностями. Иногда вдруг на нее найдет, и она по целым дням рисует узоры дивной красоты. А то вдруг бродит скучная. Маргофрон предполагал отправить ее в Академию. Потом, когда войдет в возраст. Сейчас все три еще малы для того, чтобы покинуть родительский дом. Надо будет купить для них подарков. Альбомы, шелковые нити, кисти. И какие-нибудь наряды. Эмери подскажет, где лучше взять. В таких приятных мыслях к нему наконец пришла дрема. Он смежил веки и погрузился в спокойный сон. Маргофрон не мог бы сказать, как долго продолжалось забытье. Внезапно он пробудился. В комнате было темно. Маргофрон вспомнил о том, что забыл закрыть ставни. Точно: отметил про себя, что ставни наличествуют и что засовы – и на ставнях, и на двери – прочные, а вот задвинуть забыл. Надо бы восполнить это упущение. Хозяин все-таки недаром намекал… В темноте предостережения всплыли в памяти и вдруг показались куда менее смехотворными, нежели в зале, полном народу, да еще при зажженных лампах. Маргофрон пошевелился на кровати, чтобы встать и выполнить свое намерение, как вдруг кто-то рядом с ним встревоженно произнес: – Кто здесь? Этого оказалось достаточно, чтобы Маргофрон подскочил на месте и сипло взвизгнул: – Ай! Тот, второй, казался испуганным ничуть не менее. Он шарахнулся от толстяка и принялся шлепать ладонями по стене – явно в поисках выхода. Но дверь почему-то никак не могла найтись. Маргофрон сел, матрас скрипнул. Толстяк нащупал лампу и трясущимися руками зажег ее. Огонек запрыгал по комнате, распугивая тени, и Маргофрон увидел человека, забившегося в угол. Человек этот был невысоким, крепкого сложения, лет тридцати. Внешность его казалась весьма неказистой, и вообще он принадлежал к числу людей, с которыми можно было бы не считаться. Можно – если бы не длинная шпага, висевшая у него на боку. При слабеньком свете лампы рассмотрев Маргофрона с его красным, лоснящимся от пота лицом, человек нахмурился и шагнул на середину комнаты. – Что вы здесь делаете? – резко спросил он. Маргофрон пожал плечами и ответил по возможности миролюбивым тоном: – Я снял эту комнату на ночь. Видимо, произошло недоразумение: гостиница сейчас переполнена и хозяин, лукавая бестия, сдал один и тот же номер сразу двум постояльцам… – А, – протянул незнакомец. Брови его разгладились. – Это многое объясняет. Но не все. Как вы сюда попали? – Да просто открыл дверь и вошел. – Маргофрон окончательно успокоился и даже развеселился. – А вы? – Странно. – Гость опять насупился и глянул на Маргофрона с подозрением. – Я не слышал, как вы входили. – Лично я не вижу в этом ничего странного, – объявил Маргофрон. – Ведь когда я входил, вас здесь не было. Гость медленно покачал головой. – Нет, я находился здесь – и все-таки не слышал вас. До тех пор, пока не стемнело. – Не понимаю… – Теперь и Маргофрон начал хмуриться. – Что вы имеете в виду? Говорят вам, я вошел в эту комнату вечером, когда еще было светло, и внимательно все осмотрел. Здесь не было ни одной живой души. Я улегся на кровать. Вот на эту самую кровать, и клянусь всем, что есть на свете святого, она была пуста! Я размышлял о своих делах, которые предстоят мне завтра в столице, а потом заснул… – Да! – отрывисто произнес незнакомец. – У меня тоже дела в столице. Очень важные дела. Он замолчал и некоторое время безмолвно рассматривал Маргофрона. Потом поинтересовался: – Мы не могли встречаться прежде? Маргофрон пожал мощными плечами. – Все возможно. Я ведь держу галантерейную лавку. И небольшую мастерскую при ней. Ко мне заходит много посетителей. Мой товар, знаете ли, расходится хорошо, потому что я люблю свое дело. – А, – сказал незнакомец. – Это похвально. Я тоже любил мое дело. И мне нужно в столицу, но я никак не могу до нее добраться! А хуже всего, что я не помню, как вы сюда входили. – Говорят вам, вы вошли сюда после меня! – рассердился наконец Маргофрон. – Нет, – решительно ответил гость. – Исключено. Потому что я не выходил отсюда. Я не выходил отсюда уже очень много лет. Маргофрон почувствовал, как холодеет у него в животе. Но он все еще держался. Уголки его губ, растянутых в насмешливой улыбке, задрожали. – Это розыгрыш, да? – осведомился он. – Что? – Если у здешнего хозяина есть тайный завистник, враг, который хочет распугать его постояльцев и по дешевке выкупить таверну, то лучшего способа не придумать. Ну, признавайтесь же и дайте мне поспать. Клянусь, я не испорчу вам игры и наутро всем буду рассказывать, что видел в таверне «Сердце и гвоздь» привидение. Незнакомец вдруг рассвирепел. Глаза его вспыхнули дьявольским огнем, волосы встали дыбом, и он потянулся за шпагой. – Что вы себе позволяете? – зарычал он, надвигаясь на Маргофрона. – Какой еще розыгрыш? Как вы смеете? Говорят вам, мне надо найти письмо! Он украл у меня письмо! Маргофрон встал и попятился от чужака. А тот, бросив шпагу обратно в ножны, метнулся к кровати и сбросил с нее матрас. Затем полез в сумки Маргофрона и вывернул их содержимое на пол. Он буквально плакал от отчаяния и повторял: – Письмо! Письмо! Затем, стоя на коленях среди учиненного им развала, незнакомец обратил на Маргофрона пылающие глаза, в которых прыгал огонек лампы. – Умоляю вас, отдайте письмо! – Я не брал вашего письма, – пролепетал Маргофрон. Губы незнакомца сложились в тонкую линию. – Лжете! Он легко вскочил на ноги и схватил Маргофрона за шиворот. – Лжете! Отдайте! Вы понимаете, что их двое? Я должен сообщить! Двое! Маргофрон почувствовал, как ледяные влажные руки просовываются ему за шиворот и шарят там, как твердые ногти царапают ему кожу. Толстяк закатил глаза и закричал. От этого крика в глазах у него потемнело, и вдруг он ощутил, что касается затылком чего-то твердого. Чей-то голос, совершенно не похожий на яростный полушепот незнакомца, произнес: – Он очнулся. * * * В дворцовых мастерских царило большое оживление. Девушки окружили какого-то человека, который взахлеб рассказывал нечто страшно увлекательное. И даже старшая мастерица подошла послушать, хотя на ее лице сохранялось слегка скептическое выражение и вообще держалась она так, словно никогда не бывала подвержена любопытству, а слушает лишь ради того, чтобы знать, что творится в головах у ее подопечных. |