Книга Тень Аламута, страница 30 – Андрей Басирин

— Деда! Деда любимый велнулся! Покатай, деда! — Впервые в жизни Габриэля захватили врасплох.

Видит Аллах, он отбивался изо всех сил, но нет силы превыше любви.

— Хорошо, хорошо, — поднял руки Габриэль. — Сдаюсь. Будет тебе злая ассасинская лошадка. Залезай на шею.

— Лошадка! Боевая Аш-Шабака!

И ассасин побежал по дорожке, угрожающе раскачиваясь и кашляя. На пороге мальчишку забрала Фатима, так что тайная мечта Габриэля — стукнуть ребенка головой о притолоку — не сбылась.

Супруги поклонились ему с почтением:

— Джебраил-ага, мы так ждали вас! Аллах — велик он и славен — послал нам немного еды. Вы не голодны?

Вопрос зряшный и несвоевременный. Ассасин был голоден постоянно, один Аллах знает, куда всё этодевалось. Сколько бы ни съедал Габриэль, он всегда оставался таким же тощим.

— Несите. Всё несите! Разве не заповедовал Аллах заботиться о старших, нищих и голодных?

— Вы столько делаете для нас, Джебраил-ага. Вы так щедры.

Фатима кланялась, словно сосна на ветру. Габриэль подтянул поближе блюдо с пирожками. Запах дразнил ноздри. Наметанный нюх говорил, что пирожки полны восхитительного мясного сока и что их корочка хрустит. Уж в чем, в чем, а в еде ассасин понимал толк.

— Каждый день мы спрашиваем Великого, чем отблагодарить вас, — завел свою обычную песню Юсуф. — И Аллах…

— …отозвался наконец, — докончил Габриэль, вытирая жирные губы. — Знай же, Юсуф, что дни мои в Халебе окончены. Важное дело постигло мудрость батин. Потребуется ваша помощь.

— Всё, что угодно, господин!

— Хорошо. — Ассасин вновь вернулся к еде. Ему требовалась пауза, чтобы помучить Фатиму и Юсуфа неизвестностью. Когда блюдо с пирожками показало дно, он продолжил: — Ты, Юсуф, отправишься в Иерусалим…

— Куда угодно!

— Не перебивай. Там, в гнусном городе франков отыщешь королевский дворец. Тебе предстоит проникнуть внутрь и передать это письмо франку по имени Гильом де Бюр. Он большой человек у франков, могучий эмир. Так что не думай, будто задание будет легким.

— Я всё выполню, Джебраил. Если потребуется, зарежу всех, кроме эмира Дубура, и отдам ему письмо.

— Хорошо. Знай, что коннетабль (а так зовут нашего врага) влюблен в королеву. Пусть это поможет тебе найти де Бюра. Но помни: я доверил тебе великую франкскую тайну. Никому не дозволено знать ее.

— Мои уста скрепляет печать молчания. Слушаю и повинуюсь.

Габриэль повернулся к Фатиме:

— Ты же поедешь в Антиохию. Я дам тебе деньги, много денег. Поселишься с сыном недалеко от дома, который укажу. Станешь следить. Кто ни появится у дома, всех привечай, никому не отказывай. Обо всех сообщишь одному человеку. Поняла меня?

— Да, господин, — тихо произнесла женщина.

— Вот и прекрасно. А теперь добудьте мне вина. Жажда мучает меня, и, клянусь разводом с женами (которых у меня нет), я не намерен ее терпеть.

Вина пришлось поискать. Не то чтобы в Халебе его совсем не водилось, но ночью… Юсуф убежал куда-то добывать запретный напиток, а Габриэль с наслаждением вытянулся на кровати.

— Господин, — несмело произнесла Фатима из-за перегородки. — Дозволено ли будет спросить?

— Спрашивай, женщина.

— Ты разлучаешь меня с мужем…

— Моим голосом говорит имам. Или ты станешь противоречить мудрому старцу?

— О нет, господин. Но… я хотела спросить: что будет с домом? Садом? Хозяйством?

— О доме не беспокойся. Ты еще вернешься сюда. Если у тебя есть друзья, способные присмотреть заимуществом, предупреди их. Но помни: разлука с этим городом не продлится долго.

Фатима хотела еще что-то спросить, но Габриэль чувствовал себя слишком усталым.

— Покинь меня, женщина. Занимайся своими делами, ибо видит Аллах — у доброй жены никогда не бывает мало дел.

На это Фатима не посмела возражать. Когда она ушла, ассасин вытянулся на кровати в блаженном одиночестве. Наконец-то отдых!

Радовался он недолго.

— Это мой деда, — сам с собой рассуждал Гасан. — А Макалим говолит — ее деда лучше. Мой деда залежет их, плавда?

Через некоторое время опять:

— Мой деда — самый лучший. Лучше халвы? Лучше Аллаха? Гасан говолит…

— Эй, щенок! Что ты там бормочешь? — не выдержал Габриэль.

Ребенку только того и надо было. Подбежал, уткнулся носом в фальшивую бороду:

— Деда, деда! Лассказы скаску.

— Сказку? Какую?

— Пло отлубленную голову!

— Отрубленную? Которая на блюде?

— Да! Да!

— Я же ее вчера рассказывал. И позавчера.

— Тогда пло сад с гулиями. Как ассасины кулили и возделели гулий.

— Ну эту тебе рано слышать… Да и потом это всего лишь сказка. Сказка, понимаешь?.. Нет райского сада, кроме того, что даровал нам Аллах. А кто утверждает обратное — кафир и безумец.

— Тогда… тогда… Скаску!

Габриэль задумался. Он уже убедился на горьком опыте, что мальчишка умеет добиваться своего. Ругань и зуботычины помогали мало. Проще дать ему что просит — пусть отвяжется.

— Ладно. Хорошо. Но это будет страшная ассасинская сказка. Очень ужасная и злая.

— Да! Да! Скаску!

— Слушай же. Но помни: сказка страшная. — Немного помолчав, ассасин начал свой рассказ:

— Когда наш великий имам Гасан ас-Саббах учился в школе, было у него два приятеля: Омар Хайям и Низам ал-Мулк. Они любили друг друга. Однажды они поклялись, что если кому-то из них улыбнется удача, тот разделит ее с друзьями.

Прошли годы. Омар Хайям стал ученым и поэтом. Низам ал-Мулка назначили визирем, и он возвысился. Гасан тоже попросил у султана высокий пост. Едва это исполнилось, Гасан вступил в соперничество с визирем. Очернил его, распустил гнусные сплетни и даже попытался зарезать. А под конец обещал султану построить дворец, прекраснее которого нельзя было найти ни в Бухаре, ни в Дамаске, только бы тот прогнал визиря.

Но Низам ал-Мулк, мальчик мой, оказался не из дерюги сделан. Он прокрался в кабинет своего удачливого друга-соперника и исправил некоторые буквы в его бумагах. На следующий день Гасан предоставил султану свой доклад о дворце. Царедворцы от смеха попадали на пол и не смогли встать — везде, где следовало быть слову «динары», красовалось «лягушки». Разгневанный султан прогнал Гасана прочь.

И Гасан отомстил, дитя мое. Он изучил в Египте мудрость батин и, вооруженный ею, вернулся на родину. Собрал тысячи последователей, а кого собрать не удалось, зарезал или оклеветал.

Как-то сказал он своим приверженцам: «Будь у меня еще два человека, таких же смелых, как я, мы бы вместе покорили страну». Ассасины не поверили мудрому старцу. Они решили, что тот сошел с ума и принесли лекарство.