Онлайн книга «Игра воровки»
|
— Эта река регулярно выходит из берегов, и вода поднимается необычайно высоко, — сказал Шив, как будто от этого все становилось ясно. — А она не должна? — отважилась уточнить я. — Конечно, нет. — Маг спохватился и покачал головой. — Прости. Нет, она не должна причинять большого ущерба, поскольку не так близко к верховью. — Не обижайся, Шив, но я жил в этих горах, — нерешительно молвил Айтен. — Когда тают снега, эти реки вздуваются, как вода в кипящем котелке. — Я знаю, — заверил его маг. — И все равно это неестественно. Посмотри, есть остатки домов, смытых выше по течению. Это кусок крыши! Каким дураком нужно быть, чтобы строить ниже уровня паводка! Лично я знавала людей, которые клали ноги в костер, чтобы высушить сапоги, но после того представления в деревне я вынуждена была признать, что Шив знает свое дело. Это напомнило мне кое о чем. — Как ты узнал об их серебряной жиле, Шив? Маг засмеялся. — Планир сказал. Он подумал, что нам может понадобиться кого-нибудь умаслить здесь, в горах. Он по родству — маг земли, поэтому видит такие вещи, когда гадает. Какой полезный талант! Бьюсь об заклад, у этого мага денег куры не клюют. — Тогда почему он просто не скажет нам, где этот Азазир? — Существуют трудности с взаимосвязью стихий на больших расстояниях. Это сложно. Обычно Шив не любит напускать туману, и, садясь на лошадь, он не смотрел мне в глаза. Он направился глубже в чащу леса, и я задумчиво последовала за ним. То представленьице было лучшим событием дня, и когда мы еще больше удалились от всякой надежды на настоящую постель и ванну, зарядил дождь. Не сильный, а так, изморось, хотя вскоре выяснилось, что от нее намокаешь ничуть не меньше. Мрачно созерцая капли влаги, блестящие на ушах Рыжего, я в десятый раз с тех пор, как мы оставили Инглиз, спрашивала себя, что я здесь делаю. Мы пробирались по сужающимся тропинкам, пока не смерклось настолько, что коварная дорога под ногами стала неразличима, и тогда разбили лагерь. Ночью резко похолодало, и мы проснулись окоченевшими сосульками. Даже мул и тот выглядел обиженным. Мы забирались все выше и выше, а дождь поливал все пуще и пуще, и все злее становился холод. Мы не успели съесть весь хлеб, как на нем уже завелись большие самодовольные пятна плесени, и потеряли половину фруктов, когда мул упал: намокшие кожаные ремни растянулись, и мешки соскользнули. Мука превратилась в неаппетитную клейкую массу, но мы все же рискнули испечь лепешки. На следующий день нам пришлось расплачиваться за допущенную ошибку: один за другим мы мчались в заросли с мучительными спазмами живота. Два дня во время привалов мы только пили да собирали большие влажные листья, но когда понос прошел, стали продвигаться быстрее. За свою жизнь я прочла не меньше горсти лескарских романов и слышала в два раза больше баллад о рыцарях, отправившихся в глухомань за магическим амулетом или исчезнувшей принцессой, но нигде не упоминалось, каким жалким может оказаться это занятие. Я уже мечтала снова услышать булыжник под копытами Рыжего. К несчастью, я также мечтала о Джерисе, и только это не позволяло мне поворотить коня и рвануть обратно к теплу и сухой одежде. Шив ехал себе и ехал, словно ничего не замечая, и готова поклясться, он не намокал так, как остальные. Райшед и Айтен мирились со всеми неудобствами без видимой досады, что лишний раз доказывает, насколько толстокожими бывают мужчины. Наконец одним несчастным вечером и они утратили свое хладнокровие, но мне от этого не полегчало. Раздраженно поджав губы, Райшед занимался обычным делом: счищал крошечные пятна ржавчины со своего меча. Айтен отправился в чащу поискать на ужин кроликов или белок. Шив ушел общаться с лужами, а я разбирала багаж, обследовала Рыжего и мула, нет ли нагнетов от сбруи, и соскребала с их ног налипшие комья листьев и грязи. — Ты правда думаешь, что ее стоит везти дальше? Я с отвращением посмотрела на заржавленный рулон кольчуги. От одного ее вида у меня заболели плечи, к тому же я бы воняла в ней как мешок старых подков. Тормалинец пожал плечами. — На спине мула она бесполезна. Или носи ее, или выброси. — Она грязная, — проворчала я. — И тяжелая. И воняет. И вдобавок ко всему в ней холодно. Райшед протянул мне проволочную щетку. — Очисть ее и смажь, если хочешь. Я посмотрела на него, на кольчугу, потом снова на него, уже готовая надуться. Я не нуждалась в практических советах, я нуждалась в сочувствии и понимании, в том, чтобы кто-нибудь сказал мне, что давно пора выбросить эту гадость. — Ты же не носишь кольчуги, — обвиняюще сказала я. Он постучал по своему толстому пальто из буйволиной кожи, и я с удивлением услышала твердый стук. — Там, внутри, пластины, — объяснил он, распахнув полы, чтобы я могла пощупать металлические диски, зашитые между кожей и льняной подкладкой. — Это удобнее кольчуги! — восхитилась я. — И где можно достать такое? — По эту сторону Далаза — нигде. Я купил в Зьютесселе. — Это там, откуда ты родом? Расскажи мне о ней. Правда, что там видно и океан, и Лескарское море одновременно? — Если уж я не могу живьем поехать в нечто теплое, цивилизованное и экзотическое, то хоть послушаю чьи-то воспоминания. Забыв на минуту о своей работе, Райшед оперся спиной о ствол. — Видно, если подняться на башню, которую Ден Реннионы возвели на вершине перевала. Но вообще-то эти гавани довольно далеко друг от друга. Они больше похожи на два города, соединенных перевозочным путем с горами посредине. Мы живем на стороне океана, мой отец — каменщик, арендатор мессира Д'Олбриота. Патрон владеет примерно третью земли на этой стороне Зьютесселы и пятой долей перевоза. Пожалуй, мне все же стоит подумать о работе на него. Райшед говорил о солидном богатстве. — А много кораблей рискуют идти вокруг Мыса Ветров, чтобы не платить за перевозку груза? — Я вспомнила стройные далазорские корабли в Инглизе. — Летом кое-кто рискует, но большинство возвращается в виде обломков в осенние шторма. Райшед последний раз протер меч масляной тряпкой и пошел убирать его в ножны. Меч неожиданно застрял, и тормалинец выругался. — Ну, что еще не так? Он сорвал перевязь с ножнами и внимательно их рассмотрел. — Зубы Даста! — Райшед отстегнул ножны и поднес их к глазам. — Они покоробились! Поверить не могу! Эти ножны у меня пять лет, и одна паршивая поездка в Гидесту портит их. Он сел и, ругаясь шепотом, принялся распарывать кожу, покрывающую дерево. Тут раздался треск, и на поляну вывалился Айтен, с громкими проклятиями срывавший с себя цепкие клубки растительности. — Ничегошеньки не нашел, ни одной мелкой твари, — сообщил он. — И даже следов ничьих не видел, кроме водного оленя да дикой козы. |