Онлайн книга «Дни знамений»
|
– Это она меня сглазила! Твоя драгоценная дочурка сглазила меня! У нее дурной глаз! – Не пори чушь! – отрезал Хамиль. – С каждым случается упасть, рано или поздно. – Она меня сглазила! – упрямо выкрикнула Орима и притопнула красивой ножкой. – Заткнешься ты или нет? Не будь у тебя в голове так пусто, ты бы получше держала равновесие на канате! – Ты свинья! Гадкая свинья! Орима и Хамиль погрузились во взаимную перебранку с фырканьем и попреками. Остальные циркачи, возводя глаза к небу, отходили от костра подальше один за другим, пока не собрались на безопасном расстоянии, и тут уж пустились болтать напропалую. Марха побежала за Киттой; она знала, что драка закончится поцелуями, объятиями, после чего сладкая парочка удалится в шатер… об этом ей и думать было противно. Озаренные лунным светом, подруги дошли до берега моря и долго смотрели, как пенится прибой внизу. – Китта… – сказала наконец Марха, – как ты думаешь, ежели кому желаешь зла, это сказывается? Китта рассмеялась, гортанно и добродушно, и смех ее был убедителен, как материнская ласка. – Конечно же, не сказывается. А что? Чувствуешь себя виноватой маленько, а? – Ну… теперь это глупо звучит. – Хотя я тебя вполне понимаю, малышка. Ну, не суши душу из-за этого. Она шлепнулась, потому что поспешила, и все тут, – Китта глубоко вздохнула. – По крайней мере, мы заработали хоть что-то на хлеб… – Но как же мы доберемся до дома? На этом гадком островке нет другого города, кроме дурацкой Лувилы, а тут народ не захочет снова любоваться, как скачет наша корова! – Ох, девочка, что за язычок у тебя! Прямо жало! – Но я же права! Китта что-то проворчала себе под нос. – Ты что? Разве нет? – Насчет публики. Я бы не назвала Рими коровой. Верно сказал твой отец, всякий может упасть. – Я никогда не падаю! За то она меня и ненавидит. Знаешь, чего я боюсь? Что она нажмет на отца, и тот продаст меня работорговцу. Тогда появятся денежки на переезд для вас всех. Думаю, за меня много дадут… – Да уймись ты! Что за чушь ты несешь! Твой отец ни за что на такое не пойдет! – Возможно. А вот она попробует. Китта промолчала красноречивее целого свитка ответов. Наутро Марха встала поздно. Она делила палатку с Киттой и Делией, но они обе уже давно проснулись и ушли. Их постели, аккуратно свернутые, были уложены в углу, и горячее солнце пробивалось сквозь полотно. Снаружи доносились голоса, смех и дружеские перебранки, обрывки песен и притворно-сердитой божбы – обычный шум циркового лагеря. Девушка оделась, взяла костяной гребень и, выбравшись под открытое небо, принялась раздергивать спутанную массу своих кудряшек, жмурясь от яркого света. Все были на ногах и при деле, только отца и Оримы не видать. Почивать изволят, – подумала Марха и скорчила гримаску. – А, вот и ты! – окликнула ее Китта. – Возле костра есть свежий хлеб в корзинке, поешь! Они устроились на куче хвороста – Марха завтракала, а Китта рассказывала: – Я поговорила с Винто. Его беспокоит отсутствие заработка. Твой отец намекал, что-де у него не хватит денег полностью расплатиться с акробатами. У Мархи вдруг похолодело в животе. – Но если он не выдаст им все жалованье, они нас оставят! У них хватит своей сноровки, чтобы прожить! – То-то и оно. Я подумала, не замолвишь ли ты словечко перед отцом, ты-то ведь еще можешь на него повлиять! – Если я что-то скажу, корова скажет прямо противоположное, лишь бы помычать! – Марха! – возмущенно одернула ее Китта, но тут же горестно скривилась, признавая свою неправоту. – Ну, может тогда мне лучше поговорить? Мне как-то довелось сесть на мель с одной труппой, много лет назад, и я чертовски хорошо помню… Слишком хорошо. И не хочу… – она снова заколебалась. – А ну-ка погляди! Уж не наш ли это ловкач-варвар? Жонглер подъехал к их стоянке на красивом – и, наверно, очень дорогом – сером мерине. Голова его была покрыта широкополой кожаной шляпой. Он спешился возле самого круга шатров, минуту постоял, осматриваясь, и повел коня прямо к кухонному костру; циркачи, сидевшие вокруг, повскакивали, приветствуя его. Сердце Мархи бешено заколотилось, когда он отвесил всем общий поклон, лениво и грациозно – так он был гибок и красив! – Доброе утро всем вам, – провозгласил он с широкой усмешкой. – Меня зовут Саламандр, и я хотел бы переговорить с главою вашей труппы. У меня есть к нему деловое предложение. – Хм… видите ли, он еще не выходил из шатра, – промямлила Китта. – Но вот-вот проснется! Саламандр посмотрел на небо, видимо, проверяя положение солнца. Винто и Китта обменялись многозначительными взглядами, исподтишка оценивая стоимость его нарядной одежды и конской упряжи. – Вообще-то я его дочь, – сказала Марха. – Может, изложите ваше дело мне? – И впрямь, вы можете выручить меня. Я хотел бы выяснить, куда вы намерены далее отправиться, поскольку по всем признакам сей город более не представляет для вас изобильного поля деятельности. Винто и Китта снова переглянулись, почти испуганные. – Ну… Мы пока не определились. Скорее всего, вернемся на Главный остров, но точно не знаю. – Понятно. Мы с моей спутницей также совершенно не представляем, куда двигаться дальше, понимаете ли, и я подумал, что… Он умолк, завидев, что Хамиль вылазит из шатра. Поднявшись на ноги, он покачнулся и зашатался так сильно, что Марха кинулась к нему и поддержала, понимая, что он болен, и ужасаясь безжизненной тяжести его тела, привалившегося к ее плечу. Люди заговорили наперебой, но она не прислушивалась. – Батюшка, что с тобой? Вместо ответа он усмехнулся, лукаво, с намеком, и медленно перевел глаза на дочь, – осоловелые глаза, едва заметные под набрякшими веками. От него исходил смолистый запах, напоминающий ладан. Марха застонала, поняв, что это такое. Земля у нее под ногами качнулась и поплыла. – Снова этот белый дым, да? Ох, отец, ты же обещал… – выкрикнула она, отталкивая его. – Ого! – он покачнулся и осел на землю – Ты, злая зверушка! – Как ты мог! О… это она, я понимаю, она тебя… Она доставала для тебя это зелье! Будь она проклята! Люди уже бежали к ним. Марха вырвалась и нырнула в отцовский шатер. Рими, голая, стоя на четвереньках, отчаянно скребла землю в дыре на грязном полу, пытаясь засыпать торчащую из нее трубку. Марха вцепилась ей в волосы, приподняла и хлестнула по лицу. Женщина завизжала, как поросенок, и попыталась ответить тем же, но руки ее не слушались. |