Книга Мироходец, страница 63 – Линн Абби

— Скорее всего, ты права. Камень слабости — это память. В большей степени память Мишры, а не Урзы. Но иногда я слышу в его пении и о транах. И знаешь, что я тебе скажу: я рад, что никогда не встречу живого Мишру, потому что он непременно убил бы меня. Это Камень слабости привел меня к Урзе, это он призывал аватару Мишры. Но он ненавидит фирексийцев, а в особенности Джикса.

— Часть Урзы не любит меня?

— Нет. Извини. Я хочу сказать, что Урза не доверяет тебе по вине Камня.

— То есть у Камня слабости есть свое мнение?

— Влияние.

Ксанча подумала о том, что каждый раз, когда они с Ратипом уединялись в ее комнате, Урза мог наблюдать за ними.

— А что ты узнал от Мишры о транах и фирексийцах?

— Они ненавидят друг друга лютой ненавистью. Но признаюсь тебе честно: когда я видел последнюю битву, я не смог отличить их друг от друга. Траны состоят из плоти и крови не больше, чем фирексийцы. Уверенность Урзы в том, что траны пожертвовали собой ради Доминарии, внушена Камнем. На самом деле это неправда.

— Возможно, когда-нибудь Урзе удастся вернуться в прошлое. Мне и самой хочется знать, что же на самом деле случилось на Койлосе.

Ратип задумался. Заложив руки за спину, он покачивался с пятки на носок, время от времени поглядывая на спутницу.

— Когда-то давно отец показывал мне старинные рукописи, — начал он издалека. — Там были карты старого Терисиара. Я могу вспомнить, где находится Койлос. Но нам придется перелететь через Море Скорби, а это очень опасно. Да и за девять дней мы вряд ли успеем… — Юноша заговорщицки посмотрел на Ксанчу.

— Мы приземлимся на побережье Корлиса через два дня. Вернуться будет сложнее, но выбора у нас нет: либо мы летим, либо придется вернуться домой и все рассказать Урзе.

— Вряд ли он нам обрадуется.

* * *

Путешествие через Море Скорби было весьма неприятным, но прошло без приключений. В деревушке на южном побережье Гульмани они купили одеяла и еду. Рыбак, взявший серебряные монеты Ксанчи, решил, что она сумасшедшая; немного позже и Ратипу и самой Ксанче пришлось с ним согласиться. Но отступать было некуда. Сильнейший шторм разыгрался почти сразу же после того, как берег скрылся из виду. Два дня и две ночи путешественникам ничего не оставалось, как кутаться в одеяла и молиться о своем спасении.

— Сколько раз ты пересекала это море? — Ратип старался перекричать ветер.

— Только однажды, да и то я тогда просто заблудилась…

Все закончилось на рассвете третьего дня. Далеко внизу показалась земля, и Ксанча начала опускать шар.

— И как теперь попасть в Койлос?

— Где мы?

— Ты же говорил, что помнишь карты.

— Милосердный Авохир! Во-первых, это было очень давно, а во-вторых, карты не похожи на настоящую землю!

Путешественники спрятали одеяла и мешки среди камней и побрели наугад, чтобы дать кисту Ксанчи отдохнуть от длинного перелета, и вскоре добрались до стоянки пастухов, расположившейся у небольшого мутного озерца. Мужчина, пасший овец, не удивился появлению незнакомцев. Внимательно выслушав вопрос, он отреагировал только на слово «Койлос» и быстро заговорил на неизвестном языке, энергично указывая обеими руками на юго-восток. Кроме многократно повторенного названия древней пещеры в его длинной речи отчетливо звучали имена Урзы и Мишры, произнося которые пастух плевал себе под ноги и красноречиво сжимал кулаки.

Ксанча достала из кошелька две серебряные монеты и показала на круг козьего сыра, лежащий возле костра. Лицо пастуха осветила широкая улыбка. Он подал девушке сыр, прибавив к нему еще и немного хлеба, засунул монеты за пазуху и долго тряс руку Ксанчи, многословно благодаря ее на своем языке.

— Как ты думаешь, о чем он говорил? — спросила Ксанча, когда они возвращались за вещами.

— Наверное, благодарил за щедрость, — пожал плечами Рат.

— А до этого?

— Обычные проклятия безумным братьям. Ксанча зевнула, появился шар, и они начали подниматься.

— Посмотри, столько лет прошло, а здесь все еще царит запустение, — печально проговорил Ратип. — Согласно книгам предков, эти люди живут прошлым. Дома они строят из камней разрушенных городов, недра истощены, от былого процветания не осталось и следа… Урза твердит о тайнах транов. Книги, которые изучал мой отец, говорили о тайнах Урзы и Мишры. И все сводится к загадочному Койлосу. Это та часть Терисиара, где все началось и все закончилось.

Ксанча поймала ветер и направила шар на юго-восток.

— Похоже, в Эфуан Пинкаре люди тоже живут прошлым.

Ратип горько усмехнулся.

— Не все. Мой отец был ученым, и оба деда тоже. С раннего детства я слышал их споры о мужчинах и женщинах, умерших давным-давно. Я стыдился их, ненавидел уроки и вовсе не хотел становиться ученым. А потом пришли шратты. К тому времени оба деда уже умерли. Отец сделал все, чтобы спасти нас. Мы переехали в деревню, но он очень скучал по своей школе, по Пинкару…

Он замолчал и, сжав кулаки, уставился на горизонт. Ксанча понимала, как ему больно вспоминать о том, что он потерял, но фирексийка все же немного завидовала юноше. В ее жизни не случалось ничего, о чем можно было бы вспоминать с такой нежной грустью.

Упругие потоки быстро несли сферу в нужном направлении, и к вечеру следующего дня путешественники достигли предгорий Керского хребта.

— И куда теперь? — спросила Ксанча.

Ратип закрыл глаза и сложил руки на груди. Девушка коснулась его плеча, но он приложил палец к губам и прошептал:

— Я молюсь, чтобы Авохир послал нам знак.

— Ты говорил, что знаешь, куда лететь! — в отчаянии воскликнула Ксанча.

— В каком-то смысле знаю. С тех пор как Мишра побывал здесь в последний раз, пейзаж не сильно изменился. Думаю, я узнаю горы, когда увижу их.

— В лучшем случае у нас будет один день, чтобы исследовать Койлос. Если мы его вообще найдем.

— Нам нужно добраться до горы, похожей на седло, — сказал Ратип уверенно.

— На седло… — повторила Ксанча, приложив ладонь ко лбу.

Закатное солнце окрасило розовым темные вершины Керского хребта. Заметно похолодало, и девушка начала присматривать место для привала.

— Здесь нет такой горы, Рат. Давай переночуем вон там, — сказала она, указав на небольшой светлый участок земли, по форме напоминающий огромную стрелу.

Ратип что-то ответил, но Ксанча не расслышала и, поймав подходящий поток воздуха, приземлила шар. Не успела она отряхнуться от белой пыли, как услышала радостный крик Рата.

— Авохир услышал мои молитвы! — Он стоял у высокого валуна, сплошь покрытого замысловатыми письменами. Время, песок и ветер почти стерли их, но оба путешественника догадались: это не что иное, как знаки древних транов.