Книга Святой Камбер, страница 56 – Кэтрин Куртц

Псалтирь 116:1

Потрясенный, Камбер вернулся к действительности, чувствуя на себе взгляд сына и не зная, сколько времени провел в своем внутреннем мире.. Его; пальцы сдавили бокал, едва не ломая его, ни с того ни с сего в голову пришло, как он будет выглядеть на завтрашнем посвящении с забинтованной рукой, если бокал все-таки лопнет.

Он заставил себя ослабить хватку и поставил бокал на пол рядом с собой. Перевел дух и взглянул на Йорама.

– Определенно, ты выбил меня из колеи. Казалось, больше не придется ломать голову над тем, с чего ты начал. Мы не можем не пройти завтрашней голгофы, это ясно. Не знаю, имею ли право подвергать Энскома и его веру испытанию, но если ан, узнав правду обо мне, откажет в помощи, его не в чем будет упрекнуть.

– Неужели ты думаешь, что он не поймет? – робко спросил Йорам. – Я знаю, что он достойнейший, а ведь вы с ним давние знакомые.

Камбер опустил глаза, поглаживая изгибы резьбы на ручке кресла.

– Ты и меля знаешь достаточно хорошо, сынок. Ив конце концов ты, разумеется, прав. Священный сан и то, что за ним стоит, значат для меня слишком много, чтобы отказываться от этой воистину высокой магии. – Он поднял голову и улыбнулся. – Я просил его когда-нибудь посвятить меня, но это все откладывалось. Думал, вот дети подрастут, вот Катан повзрослеет, чтобы принять заботы о графстве. Тогда уж… А теперь Катана больше нет. Его сын и наследник совсем дитя. – Он вздохнул. – А мы здесь и сейчас, и я, подобно Синилу, должен научиться жить с тем, что вынужден был выбрать.

Йорам на мгновение отвел глаза, потом снова посмотрел на отца.

– Значит, ты поговоришь с Энскомом?

– Думаю, да. Я хочу еще немного повременить и, если ты выяснишь, нет ли поблизости Риса и Эвайн, я буду очень признателен. Вы трое будете моими свидетелями в случае согласия Энскома. – Камбер несколько минут стоял неподвижно, глядя на огонь, умирающий в камине, потом перешел в молельню. В комнатке горела только красная лампада, и, зажигая свечи на алтаре, Камбер улыбался с наивной радостью простолюдина.

Нет, не надо никаких деринийских премудростей и ухищрений, он примет решение с чистой и ясной душой.

Опускаясь на колени у аналоя, он прикрыл глаза руками и несколько минут успокаивался, углубившись в слова молитвы, внутренне собираясь для важного шага.

Сомнения не покидали. Все ли последствия учтены? Стоило покопаться в себе, обратиться к памяти Алистера, добраться до границ подсознания. Камбер легко расстался с реальностью – переход в трансцендентное состояние был освоен им еще в юности.

Когда он вернулся и поднял голову, свечи на алтаре стали на целый дюйм короче. Задуваемое сквозняком пламя колыхалось и мерцало. Сверху, с креста из дерева и слоновой кости, на него с состраданием взирало ясное лицо Спасителя.

Камбер склонил голову набок, пытаясь заглянуть под прикрытые веки, и недовольно скривил губы, как делал это ребенком, потом улыбнулся и капитулировал. Ему показалось, будто лицо на распятии осветилось ответной улыбкой или свечи разом моргнули.

Все равно добрый знак. Он пойдет к своему старому другу Энскому. Откроет правду и положит ее к ногам того, кто одновременно был ему братом и духовным отцом. А потом, если Энском согласится, примет священный сан. Только так можно пройти посвящение в епископы.

Плохо сознавая, что произойдет дальше, Камбер стучал в дверь Энскома. Он дышал с натугой, во рту пересохло, руки судорожно подергивались. Рядом, с факелом в руках, стоял монах-михайлинец.

Что думал о нем этот брат, заметил ли его состояние? Камбер молился, чтобы монах приписал его нервозность естественному волнению кандидата в епископы. Тишина за дверью делалась невыносима.

Потом в нее ударил кулак монаха, а он сбивчиво бормотал что-то о том, что слух у архиепископа сдает, уже не тот, что прежде.

Камбер замер с рукой, занесенной над дверью, – с другой стороны двери отодвигали засов. Отворил сам Энском. Растрепанный вид и заспанные глаза говорили о том, что он только что покинул постель.

– Прошу прощения, что тревожу вас в такое время, ваша милость, – заторопился Камбер.

– Алистер? – в голосе архиепископа звучало сонное недоумение, – Я полагал, вы давно в постели. Что-то не так?

– Не мог заснуть, ваша милость, мне нужно исповедаться. Вы не могли бы…

– Исповедать вас? – Энском оглядел бывшего викария и посмотрел ему в глаза, сон слетел с него. – Мне казалось, что у вас есть свой духовник-михайлинец, святой отец. Он что, в отсутствии?

Камбер отвел взгляд и вкрадчиво отвечал:

– Он не архиепископ, ваша милость. Есть обстоятельства, заставляющие обратиться именно к вам.

Камбер подкрепил свою речь многозначительным взглядом, и Энском посмотрел на него так, словно только что увидел. Махнув рукой, архиепископ отпустил факельщика, огонь поплыл по темному коридору, удаляясь, и Энском отступил в сторону, приглашая войти.

Пока он возился с дверным засовом, Камбер уже стоял в центре комнаты, не зная, куда спрятать глаза. Он был в смятении, самоанализ не избавил от страхов и робости перед наступающим моментом откровения. За Энскомом он, трепеща, вошел в молельню архиепископа, еще более изысканную, чем у Алистера. Хозяин молельни надел лежавшую на аналое бархатную епитрахиль.

– Благодарю, что приняли меня в столь поздний час, Ваше Преосвященство. Я не стал бы беспокоить вас, но мою исповедь нельзя доверить больше никому.

Энском приложился губами к епитрахили, расправил складки ночной рубашки, указал гостю место у аналоя и направился к алтарю.

Камбер, ухватив за рукав, развернул его к себе и начал возвращать свой облик.

– Что!..

На глазах архиепископа на затуманившемся лице проступали черты человека, отпетого в кафедральном соборе несколько дней назад. Энском привалился к стене и потянулся к своему нательному кресту. Его рот открывался и закрывался, наконец сложилось единственное слово: «Камбер!»

Камбер смиренно улыбнулся и опустился на колени у аналоя, на место, предназначенное ему.

– Прости, старый друг. Я знаю, как трудно, и то ли еще будет.

– Но как?.. Ты был мертв! Я видел тебя! Я служил по тебе отходную! – Энском качал головой и снова и снова смотрел на Камбера, проводя рукой по глазам, словно желая избавиться от наваждения.

– Тебе будут не по нраву мои объяснения, еще меньше понравится то, что я должен продолжать начатое и просить твоей помощи. Алистер убил Ариэллу и погиб. Умер он, а не я.

– Но ты…

В это мгновение Энскома осенило, и он опустился на ступеньку перед алтарем, как громом пораженный.

– Ты изменил облик. Ты понимал, что утрачиваешь влияние, мы ведь даже говорили об этом. И решил начать сначала, раз Каллен умер. Он был мертв?

Энском так испугался своей догадки, что не сумел ее скрыть. В то же мгновение Камбер был возле прелата, устремив серые глаза в его смятенные голубые.