Онлайн книга «Корсары Балтики»
|
Пока портупеей перетягивали кровоточащую руку раненого, Аника взвалил на плечо пленницу и отнес к лодке. Басманов бегло осмотрел халупу. Ничего приметного он не нашел — обычная рыбачья хибарка, каких полно. — Сжечь здесь все, — сказал он. — И пора вер-таться. Лодка отчалила от разгорающегося в ночи домика. Разглядывая полонянку, опричник задумчиво протянул: — Молодая девка… Ладная… И как таких земля носит? — Мать честная, — вдруг воскликнул тот казак, что помоложе. — Что такое? — переспросил Аника. Вместо ответа донец провел пальцем по щеке девицы. — Факел поднеси, — едва ли не заикаясь, сказал он. Козак, игнорируя растерянные взгляды спутников, зачерпнул за бортом воды, плеснул на физиономию пленницы и вновь провел по щеке. Там, где влажные пальцы касались кожи, остались светлые следы, будто кожа слезла. Женщина слабо застонала. — Дай-ка я, — Аника еще раз плеснул в лицо таинственной полонянки водой и бесцеремонно принялся вытирать его найденной на дне лодки мешковиной. Грим, покрывавший лицо, сполз, отвратительно исказив черты миловидной мордашки. В неровном свете факела взорам предстала не симпатичная женщина, а омерзительная старуха, вся в морщинах, словно печеное яблоко. — За борт ее, — прошептал, крестясь, Козодой. — Брюхо вскрыть, чтобы не всплыла, и в воду. — Я тебя самого сейчас в воду спихну, — проворчал князь. — Эка невидаль — старуха! У меня Ярослав в остроге мается, да и тебе он не чужой. — А вот и зеркальце, — заметил Аника, быстро обшаривший костюм пленницы. — Дела… — протянул Козодой и зло сплюнул за борт. На берегу их встретили оба встревоженных заревом дружинника. Они приняли ношу и пошли, уже не таясь, шумно ломиться к оставленным коням. Басманов натянул на мокрое тело дожидавшуюся на суку одежду. — Думаю, — сказал он, — из Фемы наш трофей. — А то как же, — кивнул головой Аника. — Больше неоткуда. Или уж из самого адова воинства. «Тебе-то откуда про Фему известно, — подумал опричник. — Не положено знать, будь ты хоть трижды легендарный на Дону атаман». Но вслух ничего не сказал. Подъехали к Ивангороду с первыми петухами. Пленница, кулем свисавшая с луки козодоева седла, то ли делала вид, что все еще без сознания, то ли впрямь была в забытьи. Их встретил всполошенный голова чернокафтан-ников: — Батюшка, княже, да ты живой! — Как видишь, — нехотя буркнул Басманов, изрядно уставший и продрогший. — А ты чего думал? — Поутру твои дружинники переполошили весь город, — принялся торопливо рассказывать полковой, труся рядом с конем и косясь на грязные одежды опричника. — Пальбу устроили, за кем-то гонялись, а потом заперлись в тереме, никого не пускают. — Меня, может, впустят? — Если только тебя. А то грозят всех порубить. Подъехали к терему. Там уже разглядели из окон, кто едет, впустили. — Ну, и что у вас тут творится, пока князь в отъезде? — спросил Аника у полностью вооруженных дружинников. — А ты кто есть такой, что допрежь князя ответ требуешь? — Потом объясню, — отмахнулся Басманов. — Что стряслось? — Тать какой-то прокрался, — сообщил один из воинов, — оглушил Никитку, внутрь скользнул, и прямо в твои, князь, покои. А там Грыня прикорнул на лавке… — Вот стервец, — вырвалось у Басманова. — Распустил вас Ярослав, совсем страх потеряли! Где он — с живого шкуру спущу! Тут раздался такой стон, что у всех кровь в жилах заледенела. — Грыня ревет, — потупил взор докладывавший о ночном происшествии. — Тать тот ему на лицо порошок хрустальный навалил. Гришаня спросонья не разобрал, принялся глаза тереть. Все, нет больше у молодца глаз… Басманов рванулся туда, где стонал дружинник. — Пособите, служилые, — Аника внес на руках пленницу. Пока возились вокруг старухи в мужском платье, появился Басманов, бледный, как свежеотбе-ленный холст, рот перекошен… — Поймали? — только и спросил он. — Куда там, — буркнул дружинник, отдувавшийся за всех, проспавших супостата. — Едва не достал я его чеканом, но утек он… Ловок, словно куница… — Не серчай, княже, — подал голос другой Ярославов боец. — Нечеловеческой быстроты враг здесь ночью побывал. От ножа увернулся, а нож-то кидал я сам. С пяти саженей, знаешь… — Знаю, — упавшим голосом откликнулся Басманов. — Белку к дереву пришпиливаешь, коли надо. Увернулся, значит… — Он тебе стеклянное крошево готовил, — сказал неудачливый метатель. — Не Гришане. — Ясное дело, — вмешался в разговор Козодой. — Эти бесы вначале Ярослава в острог посадили, знали — лучше него никто за князем не присмотрит. А потом подослали супостата с хрусталем. Вновь послышался стон. Басманов скрипнул зубами и хватил себя по колену кулаком: — Да унесите вы его отсюда, мочи нет слушать! К коновалу его, к тому, что стрельцу кишки вправлял. Скажите — если хоть одно око вернет Гришке — озолочу! Вскоре на улицу вывели несчастного, лицо которого было обмотано скатертью. Он махал перед собой руками, будто дрался с призраками. Явились начальственные люди Ивангорода, встревоженные переполохом в княжьем доме. Басманов вкратце пересказал им историю с Ярославом, показав зеркальце. — Отпускайте моего человека из острога, — наказал он. — За увечье стрельца вира с меня будет. — Не будет ему виры, — встрял полковой начальник стрельца, — поди сам задирался первый, знаю я его. — Брось, — фыркнул на него лесным котом Басманов. — Сам не сам — а семья кормильца лишилась, куда он такой сшитый-перешитый? Пока обсуждалась вира, появился Ярослав. Ему быстро пересказали все происшедшее ночью. — Что делается? — спросил он в сердцах у Аники. — Травят князя, что дикого зверя! — Знают, шельмы, кого бояться, — заметил Козодой. — Разговорились тут, — проворчал Басманов. — А ну, давайте сюда ведьму! А ты, Ярослав, уйди. — Отчего же? — возмутился выпущенный из плена засечник. — Уйди, говорю. — Тяжелый взгляд Басманова не мог выдержать даже Ярослав, и опустил глаза. — Сходи к коновалу, про Гришаню прознай. Понимая, что спорить бесполезно, Ярослав ушел, недовольно крутя головой. Ввели пленницу. Шла она сама, гордо откинув голову. Козодой едва сдержался, чтобы не выругаться вслух, да и остальным сделалось не очень уютно. Странным, нелепым и отвратным зрелищем являлась полонянка. |