
Онлайн книга «По ту сторону рассвета. Книга первая. Тени сумерек»
— Вылезай, — сказал он, потеребив паренька за плечо. Голос его был совершенно спокоен — он уже знал, что такого голоса боятся больше всего ибо не знают, чего ждать — гнева или снисхождения. Паренек выбрался, дрожа и ежась. Услышав возню, проснулся и сотник. — Разве посторонних не запрещено пускать в лагерь? — спросил Илльо. — Моя вина, — сказал Фин-Риан без колебаний. — Холод на дворе, а мальчишка один… Не к оркам же его гнать. Опять же, учений стало меньше и работы… Скучно бывает вечерами, господин рыцарь. — Вы будете наказаны, — Илльо крепко взял паренька за плечо. — Я велю в десять дней выложить из камней ограду вдоль дороги отсюда до тракта, высотой по колено. Мальчишку я забираю с собой. — А зачем ограду? — спросил Фин-Риан. Илльо беззвучно вздохнул: он уже понял, что из горцев не выбить привычку переспрашивать и уточнять приказы, сколько плетей ни изведи. — Низачем, сотник. В каменной ограде нет никакой надобности — кроме того, что вы должны сделать ее в наказание. Через десять дней я вернусь и проверю — и если окажется, что вы опять скучали вечерами, то вас развеселят бичом. — Малый ни в чем не виноват, — опустил голову Фин-Риан. — Потому я и забираю его собой, а не оставляю вместе с вами строить ограду. Они вышли на двор, Илльо подвели коня, он сел в седло и велел мальчишке держаться за стремя. Проезжая мимо орочьего лагеря, айкъет'таэро довел свой приказ до сведения командира орков. Отъехав от лагеря шагов на триста, Илльо спросил паренька: — Твое имя — Гили, я правильно помню? — Да, господин Ильвэ. Только все называют меня Руско. Руско, лис… Илльо улыбнулся — в мальчике не было ничего от хитрой, хищной рыжей молнии полей. Разве что цвет волос, торчащих из-под башлыка. Мордашка у него была хоть и не глупая, но совсем простецкая. — Ты ведь из Рованов, Руско? — Из долинных Рованов, сударь. Илльо так и не научился как следует разбираться в хитросплетениях родословных беорингов. Чем долинные отличаются от горных? — Как поживает мардо Берег? — спросил он наобум. — Вы о ком, господин Ильвэ? — удивился мальчишка. — Ни о ком, — Илльо улыбнулся. — Я проверил, тот ли ты, за кого себя выдаешь. — А, — грустно сказал мальчик. — Ну, а твой дядя, посылавший тебя за милостыней? — Я его давно не видел. Не то чтобы он меня любил… — А я слыхал, что все вы держитесь друг за друга и кровные связи для вас много значат. — Так оно так, господин Ильвэ, только… я байстрюк, вот оно что. И родня меня знать не хочет. Пока была жива мать, ее родичи меня как-то терпели, а сейчас… Обида, уловил Илльо. Но не сильная. Похоже, мальчик не злопамятен. — Понятно. Давно умерла мать? — Той весной, как снега ушли. Скорбь мальчика была неподдельной. — Сколько тебе лет? — продолжал допрос Илльо. — Четырнадцать, — соврал паренек. Страх, сопровождавший эту ложь, немного позабавил Илльо. — Не бойся, я не продам тебя вербовщикам. Я — Голос Айанто Мелькора, глава дхол-лэртэ армии. А не торговец рабами. — А я и не боюсь, — паренек шмыгнул носом. — Это мне просто холодно. На самом деле он боялся, и немало. — Как ты думаешь, что я сделаю с тобой в Каргонде? — Не знаю, сударь. Я думал, раз я сбежал, то я теперь беглый раб. Значит, что захотите, то и сделаете. Илльо прислушался к его чувствам. Это была не слепая и тупая покорность. Это было какое-то скрытое мужество. Мальчишка хотел в Каргонд, как бы ему ни было страшно. И двигался к своей цели. — Берен не объявлял тебя своим рабом, — Илльо забросил пробный шар и тут же попал в цель. При имени князя паренек ощутил теплое, почти родственное беспокойство. Когда ни только прибыли в Дортонион, Илльо часто чувствовал, как оно исходит от горцев при виде Берена или при упоминании его имени. Потом, когда Берен начал опускаться — все реже и реже… Но с мальчишкой это было странно — он ведь видел своего князя в худшие минуты, был им даже крепко избит… А впрочем, этого мальчика наверняка колотили в жизни не раз, а вот спасение от такого мерзавца как Фрекарт, могло значить много. — А что ты скажешь, если я верну тебя ему? — небрежно спросил Илльо. Хлоп! — как будто с грохотом сошлись створки ворот. Руско замкнулся. Невозможно было прочесть его чувства. Нет, одно читалось. Страх. — Прибьет он меня, — сказал мальчик. Нет, он боялся не побоев. Кстати, — Илльо прикинул время прибытия в Каргонд. За полдень. Берен уже успеет заложить за ворот, но еще не упьется до полного свинства. Будет весел, добродушен и отходчив. Нет, своего сбежавшего слугу он не тронет — по меньшей мере, до вечера, когда ему начнут мерещиться крысы размером с орка… А вот тогда за жизнь любого малознакомого ему человека нельзя будет дать и горсти пшена. Словно уловив мысли Илльо, Руско тихо сказал: — Болтают, что ярн — уже не живой человек… — Вот как? — Илльо слышал нечто в этом роде, но не из первых уст. — Как такое возможно? — Ну, вроде бы как Сау… виноват, Повелитель Гортхауэр колдовством и мукой вынул из ярна душу, а в тело поселил семьдесят семь раугов. — Ровно семьдесят семь? — Илльо постарался вложить в вопрос побольше насмешки и яду. — Не больше и не меньше? — Ну, я не знаю… Я не считал. — А сам ты как думаешь? Своя-то голова у тебя есть, и своего князя ты видел своими глазами. Человек он или нет? — Тогда был человек, а сейчас не знаю, — мальчишка передернул плечами. — Болтают еще, что госпожа консорт — живой мертвец, и ночами пьет из людей кровь. Илльо насторожился. В болтовню невежественных селян проникла капля истины. — Это чушь, Руско, — сказал он. — И если я услышу, что ты повторяешь ее, я буду вынужден приказать тебя высечь. Госпожа Тхуринэйтель — такой же человек как ты и я. — А вы разве не эльф, господин Ильвэ? — мальчик поднял глаза. — Только внешностью, юноша. Душой я — человек. — А разве так бывает? — Мой отец — человек. Но даже если бы я не унаследовал человеческой природы от отца, Учителю дана власть освобождать души эльфов от вечного плена в круге этого мира. Освободил бы он и меня. Похоже, паренек не понял, о ком идет речь, и Илльо уточнил: — Вы называете Учителя Морготом. Так и есть. Мальчик испугался еще сильнее. Илльо подумал, что он сейчас попытается бежать — ничего подобного. Он шел вперед все тем же твердым быстрым шагом. |