Книга Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды, страница 93 – Ира Аллор

— Это же… подло! — Он кинулся к Манвэ.

— Замолчи, не лезь! — прошипел тот, обхватив, не в силах сдержаться, голову руками. — Это не твое дело! Сгинь отсюда!

— Вот еще! Как это — не мое?! Я же остался и вообще… Как Он может?! — вырвалось у майа. — Тебе мало крови?! — крикнул он, оглядываясь по сторонам, словно пытаясь разглядеть кого-то в воздухе. — Ты… Ты… — Внезапно Златоокий, словно захлебнувшись собственными словами, рухнул как подкошенный, сжавшись в комок и стиснув ладонями виски. Манвэ, скрипнув зубами, склонился к майа.

— За что? — прошептал он. — Это же всего только майа, он не понимает, что говорит, он просто… такой впечатлительный…

«Каждый должен отвечать за свои слова, поступки и мысли», — раздался в его сознании мерный, спокойный голос.

— Пощади его, не надо!

Манвэ упал на колени, чувствуя, что готов каяться, молить о прощении, пообещать сделать все, что от него потребуют, отречься от чего угодно, только бы… Встала в памяти с болезненной ясностью картина: конец Предначалыюй эпохи, Круг, Мелькор на коленях, протянувший к нему скованные руки… Резко, отчетливо стало ясно: пощады не будет — бесполезно унижаться, просить о милости, простершись в алмазной пыли…

— Отчего же? — послышался тот же голос. — Я прощу тебя, снизойдя к неразумию твоему: если впредь будешь вести себя как подобает и перестанешь упорствовать в своих ошибках, уподобляясь твоему проклятому братцу. Ты что, разучился понимать Меня? Я же сказал — навечно! А ты что делаешь?

— Но… он же уже не опасен, у него нет сил, и — может, мы все-таки сможем договориться?

— Пока он не покается и не отречется — причем искренне, а не лживо — от своих заблуждений, пока не склонится перед величием Замысла — нет ему прощения и пощады. И не тебе менять предначертанное, которое ты не способен до конца уразуметь…

— Но… разве нельзя дать ему еще одну возможность быть вместе со всеми? Неужели он не достаточно наказан?

— Да как ты вообще смеешь со Мной пререкаться? Ты, чья власть только Моим именем держится? Получивший от Меня все милости, о которых только можно помыслить?!

— Милости… — Манвэ покрепче прижал к себе Златоокого и приподнял голову. — Спасибо… Я всегда помнил и помню о них, ибо они безмерны… — Он сделал над собой усилие, чтобы не расхохотаться.

— Так слушай же, — словно не заметив этого, продолжал Единый, — ты должен вершить Мою волю. Иначе, если ты не стряхнешь с себя паутину лжи, которой, похоже, Моргот оплел уже и тебя, ты будешь наказан и низвергнешься с престола своего — а кому как не тебе звать, как высока Таникветиль, — и участь Мятежника постигнет тебя, и даже худшая — ибо ты предал Мое доверие, будучи приближен ко Мне более всех Айнур. Но вижу Я, что ты не в состоянии внять голосу разума, ожесточив сердце свое, и бесполезно сейчас разговаривать с тобой, поэтому знай — если не смиришься, то на тех, кто близок тебе, отразится дерзость твоя, те, кто дорог тебе, пострадают от безумия твоего… И будешь просить пощады и милости, по глух буду Я к твоим мольбам. Ты понял меня?

Манвэ наклонил голову.

— Не слышу — повтори.

— Понял… — процедил Вала.

— Как ты отвечаешь своему Творцу?! Повтори как следует!

— Понял… Эру Единый… Илуватар… — прошептал Манвэ.

— Хорошо, если понял. Я даю тебе возможность исправить ошибки, но не медли, иначе у тебя будут все основания проклинать свое бессмертие. Поторопись!

Обруч сжал голову нестерпимо, словно взорвавшись тысячью слепящих болью сполохов, и повисла глухая тишина, в которой болезненно гасли последние вспышки. Манвэ вдохнул поглубже и выдохнул, пытаясь прийти в себя. Вгляделся в недвижно распростертого на его коленях Златоокого — майа прерывисто дышал, глаза были закрыты, а ногти судорожно сжатых в кулаки пальцев впились в ладони. Кровь сочилась тонкой струйкой, пятная одежду и покрытый изысканной мозаикой пол. Владыка тихо выругался сквозь зубы, недобро поминая столь сильную связь, привязанность, чувства и того, кто сотворил всю эту пакость. Положил руки на лоб и грудь Златоокого, пытаясь привести в чувство — время ползло издевательски лениво, наконец дыхание майа выровнялось, и он приоткрыл глаза. Попытался шевельнуться.

— Манвэ… — одними губами прошептал он. — Что это?

— Средство для охраны Замысла, — отрывисто бросил Манвэ. — Как ты?

Майа поморщился. Потом нехорошо прищурился:

— Так вот она, милость Творца? Воистину, Он благ и Его… Замысел — тоже… — Его лицо мучительно исказилось.

— Заткнись! — прорычал Манвэ. — Только хуже будет! Вот так это и действует — пока охота дерзить не пройдет, — зло закончил он, погладив Златоокого по голове.

— Не пройдет… — прошипел Златоокий, но продолжать не стал, а лишь спросил: — Ты всегда знал об этом?

Вала кивнул. Майа внимательно взглянул на него, прищурив золотой глаз: было ясно уже давно, что стояло за понятием «мир и покой Арды»…

— А сейчас — из-за Мелькора? — спросил он, помолчав.

— Можно сказать и так — а в целом за сознательное недопонимание высшей воли, — усмехнулся Манвэ.

— А в чем сейчас заключается эта воля? — поинтересовался Златоокий.

Владыка пожал плечами, слегка наморщив нос и скривив губы:

— Всего ничего — чтобы я отправил Мелькора обратно, куда его уже выдворяли, и, видимо, разобрался с теми, кого он прельстил своей ложью, — с гадкой ухмылкой закончил он.

— Но Мелькор никому не лгал! — возмутился майа, словно не заметив ехидства своего Валы.

— Лгал, лгал, ему положено: он же Враг. Так сказан Эру, а он лучше всех все знает, — назидательно сказал Манвэ, доставая самокрутку, и прикурил от стоявшего неподалеку светильника.

— Неправда! — упрямо повторил майа и примолк.

— Знаешь, Златоокий, мне до этого вообще нет дела. Я не знаю, что там — за Кругом, на Путях, я никогда не видел Тьмы — той, о которой он рассказывал. Кому я должен был больше верить — ему или Творцу? Просто надоело лгать — себе и другим. Убивать. Терять. Видеть страх и слышать ненависть. И еще многое, многое другое — впустую… — Вала выпустил струю дыма в окно, стараясь не попасть в майа.

Златоокий покосился на самокрутку, но промолчал.

— Так что теперь будет? С Мелькором… с тобой?

— С Мелькором, пока я правлю, ничего не будет: такова моя Воля…

— А с тобой? — не унимался дотошный майа. Манвэ зябко повел плечами:

— Хороший вопрос. То, что ты сейчас сподобился не только наблюдать, но и схлопотать из-за того, что у меня не хватило духу тебя своевременно вытолкать, — предупреждение. Обруч называется — в просторечии. Если не перестану… дерзить, то… не знаю. Сломает, изменит сознание, возможно, лишит памяти и воли… — «…или вообще истребит», — докончил он фразу мысленно, не желая окончательно сгущать краски. — А для начала, если не уймусь, займется теми, кто со мной! Да уже занялся! Какого балрога ты не ушел?! Довыступался… — Манвэ махнул рукой, блеснули перстни на тонких, холеных пальцах. — Может, еще что-нибудь хочешь спросить?