Книга Ульмигания, страница 23 – Вадим Храппа

Вепрь посмотрел на Дилинга и спросил:

— Будешь переводить?

— Нет, — сказал Дилинг.

Князь кивнул, будто и не ждал другого ответа.

— Приведите чеха, — сказал он.

Миссионеры бормотали молитвы. Дилинг прислушался, но ничего не понял. Это была латынь, но Дилинг этого не мог знать и порадовался, представив разочарование Вепря от бессилия его керша-вайдиата. [46]

Проповедники же оказались славянами из Силезии, и горбатый толмач быстро это выяснил.

— Спроси, где они закопали свое золото? — потребовал князь.

— У них не могло быть золота, — попробовал возразить чех. — Это служители Бога, и золото они считают презренным.

Вепрь засмеялся. От этого его лицо стало выглядеть еще свирепее, а хриплый смех произвел на миссионеров удручающее действие. Они прижались друг к другу.

— Я не знаю такого народа, который не любил бы золота, — сказал князь. — Они не могли прийти в чужую страну с пустыми руками. Если ты, горбун, сейчас не выяснишь, куда они девали свои ценности, я велю тебя спалить живьем вместе с ними.

Вепрь неуловимым движением подвинулся вперед и ударил толмача ногой. Тот упал и откатился к ногам миссионеров. Один из них бросился поднимать горбуна, а другой снял с шеи крест, вознес его высоко над головой и запел.

Тот, что поднял толмача с земли, подступил к вождю и стал горячо и убежденно уговаривать его принять христианство.

— Что он говорит? — нетерпеливо спросил Вепрь.

— Он говорит, что ты, князь, должен принять его веру, и тогда его бог простит тебя, даже если ты их убьешь, ибо сейчас ты не ведаешь, что творишь.

Говорить такие вещи князю — значило сравнивать его с сумасшедшим. Только те несчастные, у которых носейлы отнимают разум, становятся подобны животным и не ведают, что творят. Чех знал, что наносит Вепрю оскорбление, и все-таки сказал это.

У Вепря побелел шрам. Он выхватил трезубец у стоявшего рядом витинга, но не бросил его, сдержался.

— Скажи им, — прошипел он. — Я сдеру с них кожу и отдам вайделоту на барабаны, если они не выдадут золото. Я спрашиваю об этом в последний раз.

Керша-вайдиат спросил, но миссионер не унимался и продолжал уговаривать князя на крещение. Он даже рассказал, что если этого не случится, то и Вепрь, и все его племя будет жариться в аду.

— Где же взять такой большой вертел, чтобы насадить на него весь мой народ? — усмехнулся князь, услышав перевод.

Самбы стали смеяться вместе с вождем. Дети начали кидать в пленников камни и глину, но Вепрь поднял руку, и те притихли.

Князь решил, что христиане — это именно та жертва, которой сейчас не хватает Перкуну. Их поволокли к сухостойной сосне на окраине деревни, а Дилинга — в его стеге. Он поискал глазами Балварна, но того не было видно.

В ушах Дилинга еще не успели стихнуть крики сгоревших заживо миссионеров, как за ним прибыл человек от Верховного Жреца.

Главным было — задержать воина на дороге в Страну предков, не дать ему сделать еще один шаг. Виндия видела, как тянет, засасывает того в бесконечность. К вечеру ей удалось найти общий язык с Арелье Пикола, [47] и они договорились о перемирии. Когда он, устав бороться с вайделоткой, отступил чуть-чуть, Виндия резким движением попыталась повернуть раненого лицом к себе. Но сил у нее осталось так мало, что этот порыв едва не стал роковым для обоих. Дыхание ее сбилось, в глаза ударила тьма крыльев Арелье, и Виндия почувствовала, что сейчас рухнет на витинга, и они оба провалятся в смрадное чрево преисподней. Отпрянув, она, как в водоворот, нырнула вниз и в сторону и всплыла в действительности.

Ей следовало бы посмотреть на подопечного, проверить, не сломала ли она то, что выстроила за день. Но Виндия лежала на холодном глиняном полу, дрожала от озноба, а в глазах ее, как облака, гонимые сильным ветром, сменялись воспоминания, которые, как ей казалось, она давно прогнала из памяти.

Вот она — маленькая, трясущаяся от страха девочка — стоит перед Кривой, и тот щупает, мнет ее взглядом…

Вот белый жеребец бога Лиго, [48] и она на нем — гордая своей ролью жрицы и юным телом, открывшимся восхищенной толпе… Впервые она вспомнила то, что не вспоминала никогда, — своего ребенка, которого даже не успела разглядеть, его сразу отняли и принесли в жертву. Крива, благоволивший к ней, скрыл от людей грехопадение жрицы, и Виндия тогда не умерла. Она вспомнила далекий каменистый, остров, куда ее отвезли морские волки, его некрасивых простодушных обитателей… Холодные длинные темные зимы…

Виндия подняла руку и указательным пальцем надавила на точку над переносицей. Видения исчезли.

Она встала. Рубаха была мокрой от пота и липла к телу. Но прежде чем заняться собой, Виндия наклонилась к рутену. Жизнь замерла в нем и еле прослушивалась слабыми шорохами, но уходить пока не собиралась. Виндии еще предстояло залечить раны, после этого она могла бы заняться возвращением воина к земному существованию. Работа многодневная и тяжелая, но уже не настолько опасная для нее самой, как та, что она сейчас проделала. Опасность была в другом. Вайделотка чувствовала, что вязнет в связях с этим смертным. Она опять подумала о том, чтобы отнести его людям — пусть сами решают судьбу подобного себе. Но поняла, что не сделает этого. Малдай бередил в Виндии что-то, чего она, при всем своем великом знании, никогда не ведала. Что-то, что в ней спало, — цветное и щемящее…

Вайделотка вышла из хижины, быстрым шагом взобралась на дюну и, сбежав к морю, бросилась в него. Вода вцепилась тяжестью в ее рубаху, и та соскользнула с Виндии, как старая змеиная шкура.

Белый Ворон сдержал слово, данное Дилингу, послал своих людей на косу. Те вернулись обескураженные. Тщательно обыскав место сражения и ближайшие заросли, воины не нашли Торопа. Он исчез.

— Как исчез?! — удивился Балварн. — Куда?

Витинги не знали, что ответить. Пропало не только тело Торопа, но даже следы его пребывания на поляне. Трава в том месте, где упал русский, была не примята, и казалось, что ни одна капля крови из тех страшных ран, что ему нанесли, не стекла на песок. Русский исчез, будто его и не было вовсе. Балварн не стал спрашивать о хищниках — если б они навестили труп, витинги прочли бы это по следам.

— Там где-то живет старая вайделотка, — вдруг вспомнил Балварн. — Может, она погребла его?

Витинги подумали и об этом, но, проплутав по дюнам, не смогли найти оврага, где, как считали куры, жила воплощенная Лаума. На обратном пути люди Балварна заехали в деревню Карвейта. Ничего, кроме того, что варм с чужеземцем и женщиной с черными волосами проследовали на север, а обратно не возвращались, куры не знали. На расспросы о вайделотке, живущей в песках, они отвечали сбивчиво и невнятно, хватались за покунтисы и шептали заклинания.