Онлайн книга «Путь между»
|
Король тоскливо огляделся. Сколько хороших стоянок они пропустили, и в полях, и в рощицах, загляденье, не стоянки. Мечта любого путника! А эта? Нет, дуб, правда, был. Покалеченный давней молнией, растрескавшийся ствол ветшал и сыпал трухой. Рядом пролегала оросительная канава, полная грязной, мутной воды, непригодной не то что для питья, для чистки котелка! В общем, местечко, продуваемое всеми ветрами. И никакой защиты на случай дождя. — Нашел ты славное, прелестное лежбище, — протянул Санди, оглядываясь по сторонам с унылой физиономией. — Право, лучше и не придумаешь! — Рад, что вам понравилось, — полностью игнорируя иронию, скромно потупился Эй-Эй. — Тут воды нет! — Король сделал слабую попытку уйти. — Зато дров в избытке, — ухватил его за рукав проводник. — Не самых лучших, но ночь протянем. А за водой я сбегаю, здесь недалеко… Денхольм обреченно сплюнул, в который раз за этот не самый короткий день. В конце концов он устал. Да и Санди нужен отдых. Поужинали на скорую руку, отдав должное хлебу и ветчине. Эй-Эй по обыкновению ел мало, налегая на вино. — Спел бы что-нибудь, — сыто и лениво буркнул шут. — Не пропадать же столь обильной выпивке! — Угу, — сонно согласился король. — Какую-нибудь колыбельную… — Колыбельных не знаю, — вздохнул Эй-Эй. — Некому было петь… — Не нажил, значит, детей-то? — хмыкнул шут. — Пора бы уж, давно пора. — Все некогда было. А теперь вроде и ни к чему… — Для тебя дети — обуза, наверное. — Санди даже высунул из-под элькассо кончик носа в припадке острого любопытства. — У меня нет детей. — проводник резко встал и пошел вокруг лагеря, очерчивая круг багряной головешкой, нашептывая неразборчивые наговоры. — Ну вот, — опечалился шут. — Не будет у нас песенки на ночь! — Сам виноват, — безжалостно пояснил Денхольм. — Когда-нибудь ты сдохнешь исключительно по причине своей неуемной любознательности! — Подумаешь, таинственный какой! — проворчал Санди, устраиваясь поудобнее. — Тоже мне, герой романа! Проводник вернулся, кинул в костер почти сгоревшую головню. Посмотрел на угасающий закат, кусая губы… И взял в руки лютню. — Я буду петь, — пробормотал он с затаенной болью. — А вы спите. Спите… дети мои… Нежно и печально зазвенела лютня, срываясь иногда на злые аккорды, словно бросая вызов всему живому. И в тон ей полетела к просыпающимся звездам песня: Сумерки сдвинулись, тени растут, И одиночества мука остра. Давно потерялись огниво и трут… Что ж, песня заменит тепло костра! …И король словно бы сам присел у затухающего костерка в холодный ноябрьский вечер, протягивая к огню озябшие пальцы. Завывал, насмехаясь, ветер, а у него из сколько-нибудь теплой одежды — лишь драный серый плащ… Жизнь, словно тоненький волосок — Так, право же, недалеко до беды! Но песня заменит хлеба кусок. И песня заменит глоток воды. …Страшно захотелось есть. Смертельно. И до рези в желудке — выпить. Только свою последнюю горбушку черствого каравая он отдал той маленькой голодной девочке в деревне. А вино допил еще в прошлый восьмидневок [7] … Зной или стужа, снег или дождь, Есть только одна среди тысяч стезей. Навеки один по дороге идешь, Ведь песня заменит верность друзей! …А разве он имел друзей, этот бездомный бродяга, в чью шкуру против воли попал Денхольм?! Что он получал от жизни? Щелчки да затрещины. Брань, камни в спину. И глоток самого дешевого вина в награду за песни, достойные королей! Укором немым не тревожь небеса, Ходи по дорогам да рифмы лови… «Любовь, — скажет песня, — творит чудеса!» Но песня заменит пожар любви! …И что он мог знать о любви, Всемогущие Боги! Безжалостный удар пьяного вельможи или случайный нож в трактирной драке изуродовали лицо, в прошлом, возможно, не лишенное приятности. Откуда быть детям?! Королю стало стыдно за глупые вопросы, задевшие самую больную струну… Насмешки толпы и вопросы души Терзают, словно мечей острия… Но себя убеждаешь в безлюдной глуши, Что песня заменит закон Бытия. Живущему песней песня воздаст. Всех в мире богаче бродячий певец! Песня не бросит, она не предаст! Ну а если предаст… Значит, миру — конец… Певец замолчал, отложил в сторону лютню. — Прости, Эй-Эй, — прошептал король. — Мы не хотели… — Я не обижаюсь, — махнул рукой проводник. — Не вы первые, не вы последние. Спите, господин. Вот друг ваш — уснул на втором куплете. В отличие от вас он здраво смотрит на вещи. — Прости, — повторил король и против воли опустил веки. Перед глазами завертелись разноцветные круги, а в ушах продолжали накатывать, подобно волнам, отголоски горькой песни. Потом смолкла и она, оставаясь вне Царства Йоххи, улетая, теряя очертания и смысл… Проснулся он уже за полночь, словно от укола непонятной тревоги. Подскочил, огляделся. Левое плечо жгло до нестерпимой боли. Король протянул руку почесать ожог и вскрикнул: горела, дрожа от возбуждения, Булавка Эксара! Вокруг полянки росли чьи-то неправильные тени, словно сгущалась Сама Темнота, скрежетали зубы, царапали невидимую преграду когти… — Кто там?! — в испуге закричал он. — Да прибились всякие разные… Только теперь Денхольм заметил проводника. Эйви-Эйви сидел у костра, меланхолично подкидывая сухие веточки. На коленях у него лежала книга в зеленом сафьяновом переплете. — Они не пройдут? — еле слышным шепотом спросил король. — Кто ж их пустит? — пожал плечами Эй-Эй. — Заклятие Огненного Круга держит крепко. С той стороны — дождевая вода пути не даст, с этой — тень дуба укроет. Спите, господин, ночь долгая, да день с недосыпу длиннее покажется. — А ты? — Король заставил себя встать и прошелся по поляне, собирая опавшие сучья. — Успею выспаться. Подежурю пока. — Проводник посильнее укутался в свой драный плащ, с радостным удовлетворением озирая растущую возле него кучу хвороста. — А вы ложитесь, господин. Двоим здесь делать нечего, а заклятие все равно не подправите. Денхольм порылся в своей сумке: |