Онлайн книга «Голые циники»
|
— Жополизы… Так, теперь… После окончания рекламных блоков имитируйте, как доктор не успевает закулисно вкалывать в Верника медикаменты. Пусть доктор в кадре после рекламного блока вынимает из него шприц. Пусть извиняются перед телезрителями. Мне нужна жизнь без купюр. Тройной контракт с Верником на период восстановления. Все понятно? — Понятно… понятно… (Говорили все, но непонятно кто.) — Начальнику службы безопасности канала и юридическому отделу взять под контроль ситуацию. Из хода следствия сделайте показательное для страны дело. Второй канал будет его вести (снял пиджак). Новости, внимание, следим за событиями: операции на грани, переливания, клизмы… главное — зрителя ведем, спецрепу про Верника делаем мило-грустную. Фрайфман, он точно выживет? — Точно, Константин Эрнестович… так в Склифе сказали. — Уверен, что не нужно готовить материалы о жизненном пути? — Уверен… — Ладно… Международная, быстро, за одну неделю, формируем в полном объеме международную популярность Верника. Чтобы все русские бабы в Канаде, Израиле и США сохли по нему. Как набьете его популярность, увеличивайте стоимость нашей рекламы в блоках прайма, с Видеоинтернешнл я поговорю, и только тогда даете информацию о трагедии, потом подключаетесь к нашему информационному потоку. Есть? — Есть, конечно, очень точно вы все сфор… — Подхалимы… В ток-шоу — родственников и друзей Верника. Любую информацию о нем давать с музыкальной темой группы «БИ-2» «Последний герой». Собственному производству с нового сезона разработать проект с ним в главной роли… Фрайфман, как назовем? — Думаю, как рабочее название «Я ХОЧУ ЖИТЬ!». — Это ты, Фрайфман, хочешь жить, а я живу! Предлагаю рабочее название — «Я ЖИВУ»… О тех, кто был на грани «жив-мертв», но победил смерть и выстоял вопреки всему. Таких до хера. Все бабы будут плакать… В прам-тайм ставим проект… Согласны? — Да, замечательное шоу бу… — Бездарности… Дальше… К больнице 200 человек агитаторов с портретами и плакатами в его поддержку. Туда же через сторонних заказчиков отправьте печатные СМИ и второсортные телеканалы. Пусть тоже поют. Дальше… — Может, воды… — секретарша. — Давай, спасибо. Дальше… (К Фрайфману) Зубы ему, надеюсь, выбили? — Не знаю… Выясню… — Хорошо. Родителям рассказать, что скорее всего не выживет. Ограничить им поток информации. Пусть визжат во всех СМИ. В утренних блоках показывать лучшие фрагменты из его эфиров. Фрайфман, не смотри так, я знаю, что их не так много… Но все же… Делай из него анонсы утреннего эфира… Технический директор где? — Я здесь, Константин Эрнестович… — Повесьте над его больничной кроватью плазму с настроенным только нашим каналом, а-то еще медсестры переключат… Дальше… Внешнее промо. Сити-лайты и биг-борды. Портреты Верника в мишени от снайперской винтовки. — Какой пэк-шот? — спросил Фрайфман. — Ты какой предлагаешь? — «Не убивай в себе друга!» Константин Эрнестович встал и подсел к нему ближе. — Саш, я сейчас не прошу тебя делать социальную рекламу. Я понимаю, что у тебя не очень сложились отношения с Верником. Но наш канал — это не ваши отношения. Понимаешь разницу?! — Да… — Поэтому, какой… пэк-шот… ты… предлагаешь? — Предлагаю такой… «Верник. На Втором. Верный. Навсегда». Он повернулся к секретарю. — Запиши, как дежурный вариант. Завтра по электронке все сбросили мне варианты пэк-шотов. И еще, быстро, концерт на Красной площади в прямом эфире. «Звезды» в поддержку Верника. Как назвать, Фрайфман? — «ИЗ ПЕСНИ ВЕРНИКА НЕ ВЫКИНЕШЬ!» — Саш, ты обкурился сегодня, что ли?! Думай и сбрасывай мне по SMS. Все. Работаем. Спасибо. Цветы, координаты и информацию о Вернике мне к семи вечера. Я сам к нему съезжу. Фрайфман, ты сегодня молодец! * * * СИЗО. Обвинение Мейерхольду выдвинули очень быстро. И до суда поместили в общую камеру. В ней уже было человек четырнадцать. Мейерхольд вошел. В углу четверо играли в карты, двое играли в шахматы. Остальные спали. Когда Мейерхольд вошел, то самый скользкий вскочил и, пошловато ухмыляясь, развязно стал идти к нему. — Посмотрите, солдатик при… Мейерхольд не дал ему договорить. Молча и быстро вломил справа. Тот отлетел и упал на спящих, те столкнули его на пол. На полу он и затих. Мейерхольд подошел к своей койке. Стал аккуратно снимать парадную форму. Видимо, самый главный в этой камере, скорее всего вор в законе, отодвинул шахматы и подошел к пострадавшему зэку. Поднял руку и отпустил — та плетью на пол. Оттянул веко, посмотрел. Зэк в этот момент очнулся, застонал и заскулил. — Вагон, его нужно наказать… Тот, кого он назвал Вагоном, поднялся с корточек. Повернулся и посмотрел на Мейерхольда. — ВДД? Мейерхольд отвечал, не поднимая глаз. — Да, 105. — Краснознаменная. — Краснознаменная. — После распада СССР, Сто пятая отошла Узбекистану. — Знаю. Эти пидорасы отнимают у нас все. Даже воспоминания. Пострадавший зэк поднялся с колен. Подошел к Вагону сзади и начал опять скулить. — Вагон, его нужно нака… Он опять не договорил. В этот раз уже Вагон ввалил ему, и тоже справа. Тот упал, затих, а очнулся уже к вечеру. После этого все время молчал, а у охраны просил перевода в другую камеру. Вагон протянул пачку сигарет Мейерхольду. — Захочешь поговорить, я пока здесь. Завтра суд. Думаю, что этапируют в Елецкую крытку или Дельфинарий. — Хорошо. Мне обязательно нужно будет поговорить. — Подозреваемый Замятин, на выход, к следователю, — прогремел голос охранника, и металлические затворы двери начали открываться. На выходе Мейерхольд посмотрел в глубь камеры. — Вагон! В камере стало очень тихо. — Спасибо. Вагон передвинул ладью. — Патовая ситуация, солдат. Выеби их там. * * * — Горров, только не в меня, пожалуйста, — задыхаясь от очередного оргазма, проблеяла Ольга (может, и не блеяла, но в разговорном стиле сложно описать, как говорит человек в тот момент, когда оргазмы накатываются не один за одним, а один на другой). — Конечно не в тебя — я же в презервативе-е-е! — прокричал Горров и кончил. Повалился на спину. Ольга произнесла глубокое «м-м-м» и радостно рассмеялась. — И что смешного? Че ты смеешься?! — Я обманула, я смотрела интервью Стоуна с Фиделем. |