Онлайн книга «Любовь прекраснее меча»
|
Король Пенландрис состоял в родстве почти со всеми знатными семьями бриттов, в том числе и с семейством Пендрагонов… Да дело, наверное, не в этом. По нескольким случайным фразам, Катифен мог судить, что Пенландрис сильно озабочен будущим Родины. Он любил Британию не меньше Пендрагона или графа Маридунского, но видел то, что было скрыто от них… И пошел на предательство, подвергая Родину опасности захвата саксами, чтобы избежать опасности куда более грозной. Но была ли такая опасность в действительности, или Пенландрис лишь вообразил ее себе, чтобы оправдать в собственных глазах предательство — сэр Катифен не знал. И теперь уже не узнает никогда… Сэр Катифен хотел спеть мертвому господину на прощание его любимую песню о единении и борьбе рыцаря Света и рыцаря Тьмы, даже начал наигрывать мотив. Но неожиданно для себя самого, запел совсем другую балладу, ту, которую они с королем слышали, путешествуя десять лет назад по далекой-далекой Индии. Мелодичная песня понравилась Пенландрису, но король почему-то запретил ее петь своему вассалу. Час баллады настал. Сэр Катифен пел во всю силу проникновенного голоса, вкладывая в каждое слово душу и сердце — он в последний раз пел своему господину: Слон в загоне не спал восемь суток кряду, Лбом искал слабину в каменной стене, Слон ревел — проклинал хитрую засаду И собратьев-рабов с грузом на спине. И явился тогда человек со шрамом, Посмотрел на слона, хмыкнул и сказал: «Среди всех боевых — этот будет самым, Кто ж такого сдает на лесоповал?» Вот он — слон боевой в пурпурной попоне, Смертный ужас врагов в кольчатой броне, Он бои завершал яростной погоней И слагали певцы песни о слоне. Но настала пора — в день сухой и пыльный, Возглавляя парад доблестных полков, Слон споткнулся в пыли, затрубил бессильно, Слон не смог удержать тяжести клинков. И сказал человек в златотканной дхоти: «Тот, передний, навряд годен для войны! Уберите его. Как вы не поймете, Что в бою мне нужны сильные слоны?» Был поставлен другой впереди колонны, А к слону подскакал воин на коне, В бок кольнул — мол, шагай! — И погнал к загону, где носили слоны бревна на спине. Там стоял человек с плеткою витою. Посмотрел свысока, потен и устал. «Боевой… Да к тому ж, вышедший из строя. Кто ж такого возьмет на лесоповал?» …Слон стоял и стонал человечьим стоном, Облепила мушня рану на боку. Боевые слоны, алые попоны, Протрубили вдали плач по старику. Замолкли струны, в часовне воцарилась тишина. Сэр Катифен бережно положил арфу на пол. Взял меч господина, лежащий рядом с телом, и приставил к сердцу. Меч оказался длиннее руки, пришлось взять двумя руками за гарду, а рукоять упереть в каменную стену. Оставалось одно резкое движение… Не гоже убивать себя мечом господина. Рыцарь имеет собственный меч! Катифен положил меч Пенландриса на место, достал свое оружие. В тусклом свете свечей блеснула сталь клинка. Рыцарь! Сэр Катифен невесело ухмыльнулся. Какой он к дьяволу рыцарь! Не понравились бы четверть века назад королю его разухабистые и непристойные песенки и месил бы он всю жизнь дорожную грязь босыми пятками… Рыцарь… Сэр Катифен вновь приставил клинок к сердцу. И задумался, вспоминая прожитую жизнь. Он привык к почету, к рыцарскому обществу, к рыцарскому образу жизни. Без короля Пенландриса такая жизнь для него немыслима… И без короля Пенландриса жизнь сэру Катифену не нужна! Сэр Катифен сжал крепче рукоять меча… Но что-то не позволяло ему сделать последнее движение. В узкое окно часовни пробились робкие солнечные лучи. Король Пенландрис дал ему эту прекрасную жизнь, после него она должна и закончиться! Но рука словно окаменела. Кем он был до встречи с этим замечательным человеком? Грязью! Грязью и будет! Сыр Катифен вдруг резко убрал лезвие от груди. Положил клинок на пол, у ног покойника. Быстро, боясь передумать, снял плащ со значком Пенландриса, перевязь, новые сапоги… Взял арфу и вышел из часовни. Караульный у моста без слов выпустил любимца покойного короля. Сэр Катифен умер — на дорогах страны появился еще один нищий бродячий бард, которого любой рыцарь может зашибить конем или не глядя садануть плетью… Когда тело сэра Отлака отнесли в часовню, рыцари сели за стол. Горе недолго владело суровыми сердцами благородных воинов. Битва на то и битва, чтобы кто-то убивал, а кто-то погибал. Павшим — слава. Живым — слава и добыча. Десятки дорогих доспехов были принесены оруженосцами в замок. Мрачные плененные сакские рыцари сидели тут же за столом — без оружия и под охраной. И скоро над столом воцарился оживленный разговор — обсуждение сегодняшних событий. Дамы — жены, дочери и невесты, отправившиеся с рыцарями на столичный турнир и оказавшиеся в осажденном замке, — слушали и удивлялись. Чем больше доблестные рыцари потребляли густого пенистого эля и будоражащего вина, тем славнее в их рассказах выглядели сегодняшние подвиги. Рыцарям действительно было чем гордиться и было что рассказать. Сэр Таулас сидел за столом, мрачно глядя на кубок с вином, что поспешно вновь наполнил расторопный слуга, наслышанный о буйном нраве прославленного рыцаря. Бывший отшельник не мог простить себе, что сегодня его господин едва не погиб («На месте Отлака должен был быть я!») и искал утешения в вине. Аннаура, успевшая переодеться для ужина, находилась рядом с сэром Ансеисом. Лишь только помянули усопшего хозяина замка и приличия позволили завязать разговор, она тут же призналась: — Я не отрывала от вас взгляда весь день, барон. Вы были великолепны! Хамрай невпопад кивнул головой, он думал совсем о другом. — Мое общество в тягость вам, сэр Ансеис? Первая красавица королевства готова была обидеться. Она не привыкла, чтобы ее словами (тем более восторженными похвалами) пренебрегали. Аннаура вообще поражалась этому любовному эпизоду в своей богатой биографии. Может, это только она так считает, что любовный эпизод? Может, Ансеис как на женщину на нее и не смотрит? О чем думает сейчас заморский рыцарь? |